Слух о моём самоубийстве   ::   Евтушенко Евгений Александрович

---------------------------------------------

Евтушенко Евгений

Слух о моём самоубийстве



Евгений Евтушенко

СЛУХ О МОЁМ САМОУБИЙСТВЕ

Невыдуманная история

"...Вчера разнесся слух, что Евтушенко застрелился. А почему бы и нет? Система, убившая Мандельштама, Гумилева, Короленко, Добычина, Мирского, Цветаеву, Бенедикта Лившица, замучившая Белинкова, очень легко может довести Евтушенко до самоубийства..."

К. Чуковский, 12 апреля 1969.

Дневник 1930 - 69.

Книга 1, стр. 340-341 Г-19

"Слух о моем самоубийстве коснулся слуха моего..."

Е. Евтушенко, 1963. Из записной книжки

Таких слухов в моей жизни было, пожалуй, столько же, сколько опал. А их было немало.

В одно прекрасное утро тех незабываемых дней шестьдесят третьего года, когда наши газеты соревновались в поливании меня грязью, нервно задребезжал дверной звонок.

На пороге стоял тщедушный милиционер с вытаращенными испуганными глазами.

- Живой, слава богу, живой... - облегченно выдохнул он и потащил меня к балкону. - Народ волнуется. По какому-то "голосу" передали, что вы самоубились. Покажитесь народу...

"Волновавшегося народа" было не так уж много - человек тридцать.

- Успокойте их. Сделайте ручкой... Ну что вам стоит... - шептал мне в спину милиционер.

Чувствуя себя полу-Керенским, полу-де Голлем, я "сделал ручкой". После нестройного "Ура!" толпа начала расходиться, хотя, может, кто-то был разочарован.

Вскоре раздался еще один звонок.

На пороге стоял мой друг - совсем еще молодой, но уже знаменитый актер Женя Урбанский.

В руках у Жени была трехлитровая банка томатного сока.

- Жив, сукин сын... - сказал он, до хруста обняв меня своими могучими руками. - Я так и знал, что это враки. Ты же не способен на такую подлянку по отношению к твоим друзьям, как самоубийство...

Мы сели на кухоньке и стали пить, естественно используя томатный сок лишь для запивки.

Однако звонки в дверь не прекратились.

Вошли те гости, кого я меньше всего ожидал: бывший буденновский конник, затем чекист, сначала многих посадивший сам - в частности, дедушку моей жены Гали, руководителя советской кинематографии Шумяцкого - и потом с десяток лет отсидевший сам в бериевской одиночке, а ныне генерал КГБ в отставке, оргсекретарь Московской писательской организации Виктор Ильин и секретарь ее парткома Иван Винниченко - всегда с масляной умильностью улыбающийся - даже в самых неподходящих ситуациях. Они не без удивления смотрели на нас с Женей, на трехлитровую банку томатного сока, переминались.

- Ну что вы сидите в этой кухоньке, прячась от собственного народа, укоряюще покачал головой Ильин. - Я сразу, конечно, понял, что информация о вашем самоубийстве - очередная западная "утка". При вашем-то завидном жизнелюбии, - и он не без некоторой зависти хохотнул, - и при вашем "женолюбии"... Но народ дезориентирован. Словом, не отсиживайтесь дома, покажитесь народу, походите в рестораны, постреляйте в потолок пробками вашего любимого шампанского, а заодно захватите и вашего дружка Эрнста Неизвестного.

- Мы вот тут выделили вам кое-какие скромные деньги на ресторанные расходы, - блинно замаслился Винниченко, застенчиво кладя на край стола почтовый конверт.

Когда они ушли, мы с Женькой, покатываясь со смеху, вскрыли конверт, на котором было почему-то совсем не подходящее к апрелю "С Новым годом". Сумма была действительно скромная - 100 рублей, но при сдержанной закуске на нее тогда можно было немало выпить.

Мы с Женей поехали к Эрнсту в мастерскую и начали втроем "показываться народу", стреляя пробками шампанского в потолок ресторана ВТО и стараясь сделать это так, чтобы они рикошетом попадали внутрь стеклянного плафона.

Через несколько дней в Московской филармонии, где работала моя мама, состоялось общее партсобрание.