Спокойствие не восстановлено   ::   Куликов Геомар Георгиевич

Дед с Гошкой прошли в переднюю, разделись там и, сопровождаемые все той же настороженной бабой, шагнули в гостиную. Была она невелика, и по тесноте, с которой расставлена мебель, легко угадывалось, что владельцы ее недавно переехали сюда из более просторной квартиры и нынешнюю еще как следует не обжили. Вышедшая барыня чуть задержалась взглядом на Гошке. Но также не признала его и уже знакомым Гошке торопливым голосом сказала:

— При переезде расстроился инструмент. Сумеете вы его привести в порядок быстро и… — барыня запнулась, — недорого?

В глазах деда мелькнуло пренебрежение, которое он питал к малоимущим клиентам, говоря, «коли в брюхе пусто, нечего на фортепианах играть». Однако внешне своего отношения ничем не выдал.

— Не извольте беспокоиться, работа наша известна. Чай, Борис Федорович говорили, — дед имел в виду учителя музыки, который частенько рекомендовал его в качестве настройщика. — А цена, коли фортепиана в целости, — рупь. Дешевле других беру.

— А отчего такой добрый? — вмешалась служанка.

— Настя! — воскликнула барыня.

— Я, Вера Андреевна, сорок лет Настя. Пожила на свете. И не слыхивала, чтобы люди спроста дешево брали за работу. Тому должна быть причина.

— Причина есть, — спокойно отозвался дед. — Без причины, извиняюсь, прыщ не вскочит. Мне клиент дороже лишнего пятиалтынного. И по работе, и по цене от меня заказчики, слава богу, к другим мастерам не бегают. Вот и весь мой резон.

— Верно, Борис Федорович вас очень хвалил. Видите ль, — словно оправдываясь и желая сгладить резкость служанки, торопливо заговорила барыня, — я недавно потеряла мужа… — Ее голос дрогнул. — Мы оказались в очень стесненных обстоятельствах. Одному создателю ведомо, какая судьба ожидает дочь. И не придется ли ей самой зарабатывать кусок хлеба. — Глаза барыни наполнились слезами.

— Опять вы за старое! — негодующе всплеснула руками служанка. — Выйдет замуж за хорошего человека, и будет ей эта фортепьяна одним баловством!

Скрипнула дверь, и все сразу замолчали. В комнату ступила девочка, должно быть Гошкина ровесница. Худощавая, светлая, большеглазая. Она, очевидно, слышала если не весь разговор, то последнюю его часть. Но тут, как говорится, на высоте оказался дед. Он вежливо поклонился — его примеру последовал Гошка.

— Отменный инструмент, сударыня. Настраивать такой — одно сплошное удовольствие.

И, не дожидаясь ответа, принялся доставать и раскладывать все необходимое для работы.

Барыня и служанка, как видно, оценили дедову вежливость, потому что, постояв немного, служанка вышла, а барыня принялась о чем-то вполголоса расспрашивать дочь.

Дед Семен, а вместе с ним и Гошка принялись за дело.

Инструмент и впрямь был неплохой. Однако расстроен отчаянно да и поврежден. Гошка видел, что в деде борются два чувства. С одной стороны, он по добросовестности своей стремился выполнить работу, по обыкновению, хорошо. С другой — не хотелось делать это задаром, а изменить уже названную цену, очевидно, не считал возможным. Поэтому хмурился и был еще менее разговорчив, чем обычно. На вопросы барыни, пытавшейся, как видно, расшевелить его, отвечал односложно: да, нет.

Наконец и она обратила внимание, что дед вынужден не только настраивать, но и ремонтировать инструмент.

— Сколько я понимаю, фортепиано все-таки пострадало от перевозки?

— Не тревожьтесь, сударыня, за это платы я не возьму.

— Я не о том… — смутилась барыня. — Если надо…

Дед промолчал.

Так они работали часа два. Барыня то выходила из комнаты, то возвращалась. Иногда выходила и дочь. Временами их сменяла Настя. Но ни на минуту дед с Гошкой не оставались одни.

«Боятся», — безошибочно определил Гоша. Но вместо обиды за проявленное недоверие испытывал острую жалость.