Среда обитания   ::   Кривин Феликс Давидович

- Худо тут! Худо тут!

Пингвины живут во льдах, но они не жалуются. Хотя у них есть на что жаловаться: тут тебе и холод, и полярная ночь. У них там, наверно, вообще невозможно летать - пингвины, во всяком случае, не летают. И все-таки они не кричат, что им худо. Они считают, что им хорошо.

Раз они живут во льдах, значит, им во льдах хорошо. Чекан-плясун живет в песках и при этом пляшет от радости, до того ему хорошо. Почему же удод живет там, где ему плохо? Разве его здесь держат? Пожалуйста, лети! Если ты не хочешь жить, как пингвин во льдах, как чекан в песках, - лети, тебя здесь не держат.

Но он не хочет. Он остается здесь, на своей земле, чтобы кричать на весь свет, как худо на ней живется. Как будто от его крика что-то изменится. И кому это нужно, чтобы на земле что-то менялось? Пингвину нужно? Плясуну нужно?

Но, как говорят, в семье не без удода.

Зато змея муссурана настолько любит все родное, свое, что даже питается исключительно змеями. Она так рассуждает: почему мы должны есть чужих? И почему нас должны есть чужие? Разве у нас - некому есть? Разве у нас некого есть?

Вот как любит свое змея муссурана.

Хороша стихия, когда она обжита, тогда каждый считает ее родной стихией. Когда стихия благоустроенна, когда в ней можно жить легко и спокойно, почему не считать стихию родной?

А когда в ней неспокойно?

Толстолоб из семейства карповых при малейшем беспокойстве покидает родную стихию и выпрыгивает из нее - куда? В воздух, где живут птицы. Где живут стрекозы и бабочки. Но где не живут толстолобы. Где рыбы вообще не живут.

Толстолоб покидает родную стихию, потому что в ней пронесся какой-то шум. Он, как многие, любит тишину, но где он ищет тишину? Разве в воздухе можно найти тишину?

Оглушенные громом, облака осыпаются с неба и находят в воде тишину. Листья падают в воду, оглушенные ветром. И от выстрела падает птица... Никто не находит в воздухе тишины.

И толстолоб не находит... Где-то на третьем, четвертом метре его начинает тянуть обратно. Есть такой всемирный закон: нас тянет в нашу стихию, и мы, как толстолобы из семейства карповых, плюхаемся в нее, спешим с нею слиться, чтобы больше никогда не отделять ее от себя...

Голубая кровь каракатицы льется в голубые моря, спешит возвратиться в моря, как отторгнутая, но неотторжимая частица. Внутренний мир каракатицы, запертый в каракатице, отделенный каракатицей от внешнего мира, возвращается в этот мир.

Как он рвался сюда! Он кипел и бурлил, он готов был разорвать стенки сосудов. Он не признавал этой тюрьмы, которая называла себя каракатицей, он не признавал этой каракатицы, которая называла его своим собственным внутренним миром. Собственный мир! Разве мир может быть чьей-то собственностью? Внутренний мир - это частица внешнего мира.

Безграничный голубой океан сливается с безграничным голубым небом, и всему этому нет границ. Нет границ этому голубому миру, который мы называем внешним, но который по сути внутренний, пусть не собственный, но внутренний, наш, словно он вытек из наших жил...

Голубая кровь каракатицы льется в голубые моря и сливается с голубым небом... Может быть, все на свете небеса и моря - это голубая кровь каракатицы...

Вот она - родная стихия. Мы думаем, что она вне нас, а она внутри нас, и нам никуда от нее не уйти, потому что от себя уйти невозможно.

Так что же делать? Прежде всего - запомнить следующее:

- тот, кто ищет, где лучше, находит, где хуже, - поэтому не нужно искать легких стихий;

- чем стихия труднее, тем она роднее, потому что мы вкладываем в нее свой собственный труд;

- в трудную минуту не спешите покинуть родную стихию.