Старый этюд   ::   Гордеев Марк

- Что ему будет? Тюрьма? - всхлипывая, спросила Люда.

- Нет, его не посадят. И судить не будут... Разве что вы сами...

Долгов начал одеваться. Сказал Глебу, что поедет, доложит начальству обо всем, после чего позвонит.

Когда он вышел, Горин повернулся к картине, висевшей над письменным столом. Картина эта постоянно привлекала и манила его.

- Андрей Александрович, на картине стоит дата: тысяча восемьсот девяносто восьмой год. На ней изображен ваш дед за решением шахматного этюда А. А. Троицкого. Этот этюд был опубликован за год до написания картины. Книга, в которой опубликован и этот этюд Троицкого, лежит в книжном шкафу отдельно. Очевидно, что все это не случайно. Как не случайно ваш дед держит в руке белого слона. Ведь решение этюда начинается ходом этого слона. Выходит, что картина - как бы ключ к тайнику. Скорее всего ко времени написания картины тайник уже существовал. Для чего сделал дед этот тайник и что оставил в нем после смерти? Кто его первым обнаружил и что в нем нашел? Известно ли все это?

- Мне ничего не известно. Отец про тайник не рассказывал. Я сегодня узнал о нем впервые.

- Дедушка мне показал тайник перед самой смертью, когда уже очень болел, - вступила в разговор Люда. - Показал, как открывать и закрывать... А вас ведь тогда не было в Ленинграде.

- Да, когда отец умер, я был в командировке на Севере. Прилетел по телеграмме, но не успел...

- Я сперва про тайник забыла. Потом показала Вовке. Мы открыли его... Там была только одна тетрадь...

- Где она? - спросил Балакин.

- В столе. - Люда подошла к письменному столу, выдвинула нижний ящик справа и достала из него толстую тетрадь в коричневой обложке.

Горин и Балакин подошли к столу. Балакин взял тетрадь, раскрыл ее. Записи были сделаны черными чернилами аккуратным мелким почерком. Внимание Балакина привлекла одна страница, записи на которой были сделаны разными чернилами и почерками. Присмотрелись. Записи были на разных языках.

- Странно. Вот эти строчки на английском, эти - на немецком, а здесь - на русском. И неразборчивые подписи, - произнес Балакин.

- А вот здесь дата: шестнадцатое января тысяча восемьсот девяносто шестого года, - добавил Глеб.

- Послушайте, а ведь это автографы! Вот подпись самого Ласкера, одного из самых великих шахматистов. А это же Михаил Иванович Чигорин! воскликнул Балакин.

- Как же я сразу не догадался! Здесь собраны автографы участников знаменитого матч-турнира в Петербурге: Ласкера, Чигорина, Стейница и Пильсбери... Завидую вам, в этой тетради могут быть необыкновенно интересные записи, - сказал Глеб.

- Я этим займусь, - медленно произнес Балакин. - Я этим займусь, но позже... Во всей этой истории больше всех виноват я. Не рассказал, не пытался даже привить парню интерес к нашей истории... Не объяснил, что такое шахматы...

- А что такое шахматы?

Все обернулись. На пороге своей комнаты стоял Володя, натянув, как обычно, на подбородок ворот свитера.

- Никто еще до конца не смог понять природу шахмат. Это игра, но... Игра с большой буквы. Она прошла через века и пронесла великую идею, идею мира, бескровного разрешения спора. Кто умнее, кто сильнее, кто достойнее - все можно решить за шахматной доской.

- Зачем деду и прадеду нужна была эта... коллекция? - снова спросил Володя.

- На этот вопрос могли бы ответить только они сами. Их нет. Но остались письма, тетради, дневники... Было бы очень интересно прочитать их, войти в их мир, понять, чем они жили, о чем мечтали... Я, например, уверен, что они думали и о детях, внуках и правнуках своих, то есть о нас. И нам оставили коллекцию...

- Как это вашим предкам удалось сохранить книги, красивые дорогие шахматы, рукописи... Были революция, войны, блокада... Удивительно, сказал Горин.