Степан Разин (Книга 1)   ::   Злобин Степан Павлович

А более уж во веки веков не дадутся!»

Степан даже и не смотрел на пожелтевшее лицо осунувшегося и сгорбленного Корнилы, который все еще продолжал стоять рядом с ним на помосте. Степан позабыл о нем...

На кипящей площади, между двумя враждебными толпами, начал обозначаться узкий проходец, но не все еще было окончено: казаки еще спорили и шумели, продолжая отходить вправо. И все меньше и меньше становилось приверженцев старой старшины – будто жидкость переливалась из одной посуды в другую...

Но вот между сторонами пошла перепалка да перекличка:

– Тю! Иван Борода! Ты куда к кармазинникам влез?! Знатный зипун у тебя: гляди, латка на латке! Гоните его, домовитые, он вам наряды ваши загадит!

– Э-ге-э-эй! Лебедовская станица-а! Куда вы к чертям затесали-ись? Идите к нам, к верховы-ым!..

– Атаман повел, черт его батьке!

– Нехай там остается, а вы и сюды-ы!

– Пошли, браты-и! – раздалось из гущи отбившихся лебедовских, и целая станица потекла слева направо.

– Куды ты к нам! Куды, куды лезешь! Ступай к домовитым, на кой ты нам леший сдался! – гнали незаметно приставшего к голытьбе войскового писаря.

Вот уже ясно всем – кто друг, а кто враг, и площадь на миг приутихла: обе стороны – победители и побежденные – в молчании озирали одни других. Одни – с торжеством, удивляясь своей силе, другие – ошарашенные событием, опрокинувшим их с высоты.

– Кум Сила-антий! Эй, куме Силантию-у-у! – раздался вдруг пронзительный выкрик из гущи разинцев.

– Тут я, кум Назар! Эге, тут я! – откликнулся кум из толпы домовитых.

– А пошто же ты на той стороне, телячья печенка?!

– А куды же мне, к язычникам, что ли, крещена рать!

– От то и есть, что язычник! Ты что за богатый?! Давай иди к нам!

– А чарку поставишь?

Дружный хохот всей площади приветствовал переход охмелевшего «кума».

На Корнилиной стороне осталась лишь горстка, менее чем в полтысячи человек домовитых да их подголосков, жалкая кучка людей, которые еще нынче утром держали в руках все донское казачество...

– Войсковому атаману всего великого казацкого Войска Донского Степану Тимофеичу Разину – слава! – крикнул с помоста Наумов.

– Сла-а-ава! – прорвалось над толпою в тысячи голосов и поплыло над площадью, над Черкасском, над Доном, летело в широкие весенние степи, в ясное небо. – Сла-а-ва-а!

Степан без шапки стоял, слушая эту бурю.

– Вольному донскому казачеству – слава! – ответно провозгласил он, улучив мгновение затишья.

– Сла-а-а-ва! – отдавалось на площади.

Степан поднял руку, и голоса постепенно стали смолкать.

– Спасибо за веру, за честь, за власть! – сказал Разин и не успел договорить, как опять забушевала та же народная буря.

– Победному атаману, за правду заступнику – слава! – кричали из толпы.

В кличе народном реяла над Степаном слава, звала и манила. «Держись, атаман, вознесу еще выше. Посмеешь?! Дерзнешь? Не закружится голова? Не сорвешься? – спрашивала Степана его слава. – Ведь кто ты? Простой казак! Яблочным духом да хлебушком пахнет в твоем дому, и доли не хочешь иной. А ведь я оторву от родимых и близких... Заплачешь о них, пожалеешь?!»

«Когда-то я сроду плакал?! О чем жалел?!» – отозвался Степан.

– Невольников и колодников свободителю!

– За сирых воителю, – неслись крики, – сла-а-ва, сла-а-ва! – плыло над площадью.

Наумов дружески положил руку на плечо атамана.

– Как море, Степан Тимофеич, – сказал он. – Недаром-то плавал ты по Хвалынскому морю: попутные ветры в свой парус ловить научился!

– Как море! – согласно ответил Степан и, не заметив, подумал вслух: – Плыви, атаманский струг! Тут только начало пути, а впереди-то и мели, и бури, и камни подводные будут...

– Ничего, совладаем! – уверенно ответил Наумов.

Степан поднял глаза на него и крепко сжал руку Наумова:

– Совладаем, тезка!

– По казацким законам-обычаям, атаманы, – когда поутихло, сказал наконец Степан, – мне ныне всем Доном владать.