Стихотворения флорентийского периода   ::   Данте Алигьери

Небо же, которое никем не приводится в движение, заключает в себе самом и в любой своей части все то, что может находиться в степени совершенства, так что при своем совершенстве не нуждается в двигателе. И коль скоро всякое совершенство есть луч первопричины, обладающей высшей степенью совершенства, очевидно, что первое небо больше получает света от первопричины, каковой является Бог. Однако этот аргумент выглядит отрицающим предыдущее, ибо он не является простым и отвечающим форме антецедента (предшествующего) подтверждением; но если иметь в виду его материю, она является хорошим доводом, ибо речь идет о таком вечном предмете, который мог бы увековечить в себе недостаток. И если Бог не придал ему движения, становится очевидным, что Он не дал ему и сколько-нибудь несовершенной материи. И, согласно данному предположению, аргумент остается в силе с точки зрения материи; подобным способом аргументации были бы слова: если он человек35, он способен смеяться; ибо во всех обратимых суждениях такого рода довод имеет силу благодаря содержанию. Следовательно, ясно, что, когда автор говорит: "В тверди... где свет их восприят / Всего полней"36, он имеет в виду рай, или же Эмпирей.

Приведенным выше доводам созвучны слова Философа в первой книге "О небе", где он говорит, что небо "обладает материей настолько отличной от материи всего, что стоит ниже его, насколько оно далеко от вещей, здесь находящихся". К этому можно было бы присовокупить слова Апостола о Христе, обращенные к ефесянам: "Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все"37; и это -- небо Божественных прелестей, о которых Иезекииль сказал Люциферу: "Ты знак подобья, печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты. Ты находился в Эдеме, среди прелестей сада Божьего"38.

Поведав о том, что он побывал в этом месте рая, автор продолжает рассказ, утверждая, что "вел бы речь напрасно / О виденном вернувшийся назад". И объясняет причину: "...близясь к чаемому страстно", то есть к Богу, "наш ум к такой нисходит глубине, / Что память вслед за ним идти не властна"39. Чтобы понять это, нужно знать, что в данной жизни человеческий ум по причине единой природы и общности с умственной субстанцией, находящейся отдельно от него, когда он поднимается, поднимается настолько, что память после его возвращения слабеет, ибо он превысил человеческие возможности. Это подсказано мне словами обращения Апостола к коринфянам: "Знаю о таком человеке -- только не знаю, в теле или вне тела: Бог знает,-что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать"40. Вот почему, превзойдя возвышением разума человеческие возможности, автор не помнил того, что происходило вне его. Это же подсказано Матфеем, когда он повествует о том, как три ученика пали ниц на землю, не умея потом ничего рассказать, ибо обо всем забыли. И у Иезекииля написано: "Увидев это, я пал на лицо свое".

И если завистникам недостаточно приведенных примеров, пусть прочтут "Созерцание" Рикарда Викторинца41, пусть прочтут "Суждение" Бернарда, пусть прочтут "О качествах души" Августина -- и они перестанут завидовать. Если же они взвоют, упрекая автора и возражая против способности столь высоко возноситься, пусть прочтут Даниила42, из которого узнают, что даже Навуходоносор по воле Божьей видел некоторые вещи, говорящие против грешников, но потом забыл их. Ибо Тот, Кто "повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных", порой милостиво обращающий, порой строго наказующий в зависимости от того, как Ему угодно, являет славу Свою даже тем, кто пребывает во зле.

Итак, по утверждению повествующего, он наблюдал некоторые явления, которые не умеет и не может пересказать "вернувшийся назад"43. Совершенно естественно лишний раз обратить внимание на слова "не умеет и не может".