Стоп-кадр   ::   Попов Валерий

Я подошёл к нему, он обнял меня за плечи.

У меня почему-то глаза вдруг затуманились слезами, я, чтобы с этим покончить, стал разбирать буквы на листе бумаги...

В одиннадцать мы легли спать, но я не спал. В голову всё возвращалась мысль, которая в первый раз пришла на реке - и с ходу подкосила: "Что-то много я сделал не того на пути к моей блестящей карьере!"

Я снова вдруг увидел, как Ратмир, сморщившись, бежит к автобусу, впрыгивает... Как уходят после разговора со мной Василий Зосимыч и Любовь Гордеевна - маленькие, под ручку, тёмные на фоне солнца...

Да-а!

Если б даже светила мне блестящая роль, которая прославила бы меня на весь мир, всё равно нельзя было делать того, что я сделал!

И это ведь только то, что я помню... Наверняка есть что-то ещё!

Я встал, пошёл по длинному общему коридору на кухню, чтобы попить.

Я открыл в темноте медный кран, подставил руку и вздрогнул: вода была абсолютно ледяная!

А завтра утром Тимохину прыгать в прорубь! В такую воду!

Я стал дрожать.

Конечно, артист-то не утонет!

Но герой-то утонет, и зрители будут думать, что так и нужно!

Да-а-а... Видимо, автор довольно мрачный человек. Но я-то почему должен его мрачности помогать?

Я вспомнил, как перед самым Новым годом мы под предводительством нашего дворового вожака Макарова проводили задуманную им операцию "Елки-палки" - отбирали на платформе у приехавших ёлки. И как я хотел тогда уйти, но не ушёл!

...Но ведь поклялся же себе тогда, что участвую в таком деле, с которым не согласен, последний раз!

Оказалось вот - не последний!

А может, фильм получится в конце концов хороший?

Не знаю! Не знаю... Но моё участие в нём меня не устраивает!

И так совесть нечиста: Ратмир, Василий Зосимыч - и вот ещё человек с моего ведома падает в прорубь?

Нет уж!

Пусть без меня!

Завтра с утра поговорю как следует с отцом, потом поеду и привезу им Ратмира!

Вот так.

Но, сильно замёрзнув без одежды на кухне, я яснее ещё представил, какой страх испытывает Тимохин, падая в прорубь!

"Но я-то больше в этом уже не участвую!" - вспомнил я.

Ну и что? Легче всего сказать: "Я не участвую" - и всё!

Подумав, я понял, что мне нужно сделать: залезть тихо на крышу дома Василия Зосимыча и поднять антенну (тем более что я это ему обещал!).

А завтра автобус съедет на лёд, Тимохин выйдет, вздыхая, поднимет голову - и вдруг увидит антенну.

"Стоп, стоп!" - закричит Яков Борисыч.

"Ну и что? - подумал я. - Снова залезут, снова снимут антенну, и съёмка пойдёт дальше. Всё бесполезно! Да? - Я разозлился. - Многие так говорят: "Но это же бесполезно" - и ничего уже не делают!

Легче всего сказать: "Но это же бесполезно". Ну и что? Всё равно должен я это сделать!"

Я посмотрел в окно. Ярко светила луна. С жестяного навеса, накрывающего ступеньки, ведущие в подвал, тихо летел, сверкая, мелкий снег.

Да... Не хотелось бы иметь дело с железом в такой мороз!

Я посидел ещё в кухне, потом пошёл в комнату, оделся, взял в столе плоскогубцы и вышел. Мороз был острый и какой-то неподвижный. Снег скрипел гораздо резче, чем днём.

Сдвинув в снегу калитку, ведущую к дому Василия Зосимыча, я тихо взял лежащую у сарая лестницу, стащил с крыши сарая шест с антенной, потом разгрёб снег, нашёл проволоку... Потом, тихо приставив лестницу к дому, полез. Я залез наверх, посмотрел - реки внизу не было видно.

Я стал прикручивать шест к трубе - и вдруг внизу раздался скрип.

Всё! Василий Зосимыч проснулся! Наверно, услышал. А может, увидел мою тень, от луны!

Сейчас он выйдет... захватив ружьё! Я видел: у него на стене ружьё. Он уже старый, боится воров - и вдруг видит перед окном чью-то тень!

Я стал прятаться в снег. Лицо, руки по локоть были в снегу. Я ждал. Было тихо. Рука прилипла к железу - я с острой болью её отодрал.