Страсть   ::   Уинтерсон Дженет

---------------------------------------------

Уинтерсон Дженет

Страсть



ДЖЕНЕТ УИНТЕРСОН

СТРАСТЬ

Перевод Е. Каца

под редакцией М. Немцова

Посвящается Пэт Каванах

Благодарю Дона и Рут Ренделл, предоставивших мне для

работы кров, всех жителей Блумсбери, а особенно Лиз

Колдер. Особая благодарность Филиппе Брюстер за терпение.

В гневе уплыв далеко от отцовского дома

И миновав по пути Симплегадские скалы,

Ныне живешь ты в земле, что зовется чужбиной.

Еврипид. "Медея"

ИМПЕРАТОР

Наполеон любил кур так страстно, что заставлял своих поваров готовить их день и ночь. Ну и кухня у него была: полно всевозможной птицы - еще холодные тушки висят на крючьях, другие медленно вращаются на вертеле, но большинство уже в отбросах, потому что Император занят.

Странно так подчиняться своему аппетиту.

Это стало моей первой обязанностью. Службу я начал шеевёртом, но прошло совсем немного времени, и я уже трюхал с блюдом курятины по глубокой грязи в его палатку. Я ему нравился, потому что был маленьким. Я льщу себе. Он не испытывал неприязни ко мне. Императору не нравился никто, кроме Жозефины, а Жозефина нравилась ему примерно так же, как куры.

Императору не прислуживали те, кто был выше пяти футов двух дюймов. Слуг он держал маленьких, а лошадей - больших. Любимая лошадь была ростом в семнадцать ладоней*; ее хвост можно было трижды обернуть вокруг туловища взрослого мужчины, а остатка хватило бы на парик его любовнице. У лошади был дурной глаз; в ее стойле валялось почти столько же мертвых конюхов, сколько кур бывало на кухонном столе. Тех, кого чудовище не убивало одним ударом копыта, выгонял хозяин: либо недостаточно блестела конская шкура, либо удила зеленели. ______________ * Около 173 см. - Прим. пер.

- Новая власть должна изумлять и ошеломлять, - говорил Император. А еще он говорил что-то вроде "хлеба и зрелищ". Поэтому не удивительно, что нового конюха отыскали в цирке, и головой он едва доставал лошади до холки. Чтобы почистить чудовище скребницей, ему приходилось вставать на стремянку с крепким основанием, но если нужно было его выгуливать, он высоко подпрыгивал и шлепался прямо на лоснящуюся спину; лошадь вставала на дыбы, фыркала, но сбросить его не могла, даже когда тыкалась мордой в землю, а задние ноги задирала к господу богу. Потом карлик и лошадь исчезали в туче пыли и скакали по много миль, карлик цеплялся за гриву и улюлюкал на своем забавном языке, которого никто из нас не понимал.

Зато сам он понимал все.

Этот человек рассмешил Императора, а лошадь не смогла его одолеть поэтому он остался. Я тоже остался. И мы стали друзьями.

Однажды мы сидели в кухонной палатке, и вдруг колокольчик зазвонил так, будто за него дергал сам дьявол. Мы повскакали с мест: один бросился к вертелу, другой плюнул на серебро и зашоркал по нему вихоткой, а мне пришлось снова натянуть сапоги и приготовиться топать по перемерзшим колеям. Карлик засмеялся и сказал, что с лошадью легче, чем с ее хозяином, но нам смешно не было.

Наконец курица - на блюде, вся в петрушке, которую повар выращивает в кивере убитого. Снаружи валит так, что я - будто фигурка в детском стеклянном шарике с метелью. Надо сильно щуриться, чтобы не потерять желтое пятно палатку Наполеона. Никому больше не разрешается зажигать свет по ночам.

Топлива не хватает. Далеко не у всех в армии есть даже палатки.

Я вхожу, а он сидит в одиночестве и держит в руках глобус. Не замечает меня, крутит его, держа обеими руками так нежно, словно это женская грудь. Я негромко кашляю, он поднимает взгляд, и на лице у него - страх.

- Поставь и ступай.

- Сир, вы не хотите, чтобы я разрезал?

- Я управлюсь сам. Спокойной ночи.

Я знаю, о чем он. Теперь он вообще не просит меня разреза.ть птицу.