Стройбат   ::   Каледин Сергей

И Нуцо Влада сбыл, тоже проку мало – цыган. Впрочем, Нуцо уверял, что он не совсем цыган, а частично молдаванин. Вернее, в основном молдаванин, а частично цыган. Не поймешь, короче.

А начальник штаба майор Лысодор, чтоб подбодрить золотарей, от себя пообещал Косте и Фише досрочный дембель, как закончат, а первогодку Нуцо – отпуск на десять дней.

Таким образом, у Женьки в отделении за вычетом троих – Кости, Фиши и Нуцо – осталось пять пахарей. Миша Попов Ферганы – грузчик на мясoзаводе. Одессит Коля Белошицкий, Эдик Штайц, немец Алма-Аты, доски режет на пилораме. Как он еще себя не распилил, непонятно. Про Эдика говорят, что он в конопле и родился, в анаше то есть, вестибулярный аппарат не работает. Команда «направо», а его налево несет; «кругом» – на пол-оборота больше заворачивает. А так парень ничего, спокойный такой, блондинистый. Проще говоря, никакой. Ну, и пахарь никакой, сообразно. Какая там пилорама! За таблетками на край света готов пешком бежать. За эти побежки Дощинин на него тоже дознание крутит. На малой скорости, больше для острастки, но крутит.

И двое молодых у Женьки в отделении: Егорка и Максимка. Егорка и Максимка – это по местному времени, а по паспорту: Рзаев Мамед Гасан-оглы и Шота Иванович Шалошвили. На ЖБИ работают, раствор бетонный льют.

Вот и все Женькино отделение. Второе отделение первого взвода четвертой роты N-ского военно-строительного отряда. А Женька Богданов – ефре Сперва Женька решил Егорку с Максимкой Косте подарить, да потом одумался – всего-то пахарей у него эти двое. Он их нарочно в свое отделение взял, пока другие не разобрали. Егорка кроме основной работы Женьку с Мишей Поповым обслуживает: койку заправить, пайку принести столовой, постирать по мелочи; а Максимка – Колю, Эдика и Старого.

Да, еще Старый у Женьки в отделении – шестеро их, значит. О Старом как-то все забывают – не видно, не слышно всю дорогу. Работает Старый на автобазе слесарем, в канаве все время торчит, а в роту приедет – в уголке сидит, курит. Ни выпить, ни в самоволку. Боится, что Дощинин снова в дисбат упрячет. Старый действительно очень старый. Првали его за неделю до дня рождения – двадцать семь должно было стукнуть. Только-только зоны вылез. За убийство. И главное, почти весь срок отсидел, а уж к концу разобрались, что не убивал он, а защищался. То есть убил, но при необходимой обороне. Дали десятку, выпустили на два года раньше. А тут хоп – и в стройбат! Не отдохнув толком от сиделовки, Старый завел было жнь на вольный манер и скоро убыл в дисбат на максимальных два года. Какой он был раньше, невестно – сажали его не в этой части, – но сейчас ходил тихий, весь лысый почти, морщинистый, руки в окостенелых мозолях. Про дисбат – ни слова. Спит даже с открытыми глазами. Влезет на койку, подгребет под себя подушку и лежит, вперед смотрит, а на самом деле спит. А тут еще как-то по обкурке повело Старого на подвиги, и срезал он с какой-то пьяной руки «Победу» вшивую. Женька отнял его у ребят метеленного почти до основания. Главное, вором-то сроду не был. Сам на себя удивлял ся: чего это ему вдруг взбрело – часы срезать? Тем более свои есть. «Командирские», светящиеся.

Егорку Женька обротал сразу, тот почти и не рыпался. Пару раз ему кровь пустил слегка, чучмеки почему-то крови своей боятся. А с Шотой, тьфу, с Максимкой, повозился подольше – грузин в соседнюю роту бегал за земляками. Те сразу явились, а как увидали, что Шота Иванович их на Богдана настропаляет, от себя еще Шоте бабаху подвесили. Если бы Шота больше был похож на грузина, они б его в обиду не дали. А он ни то ни се: белобрысый, шершавый, грязный. А так-то грузины – не больно их обротаешь! С усами все. Им на усы специальное разрешение от министра обороны.