Суд да дело   ::   Ефимов Игорь

Разноцветные бутылочки с лекарствами - на столе, в ванной, на полках, в раскрытой сумке. Слезы выступили у него на глазах от жалости к ней.

Он позвонил ей на следующий же день. Он рассчитал, когда Роберт будет на работе, а дети в школе, и позвонил. Он заявил, что ему нужно рассказать ей одну историю.

- Я жил однажды в Род-Айленде, на берегу океана. Была зима, но чайки не улетали. Их горестные крики отдавались в ушах и в горле чувством вины. Опустевшие коттеджи тянулись вдоль берега. Ветер проверял закрытые ставни, постукивал ослабевшими. Кустики засохшей травы на дюнах мотались под ветром. Кончики травы касались песка, чертили на нем ровные круги. Каждый кустик стоял в середине аккуратно вычерченной мишени. Мишени для снежных стрелков.

- Вы уверены, что мне это может быть интересно? - спросила она.

- Я продолжаю, - сказал он. - В одном месте чернели остатки рыболовного мола. Сваи уходили далеко в море. По ночам бывало так холодно, что море замерзало у берегов. Сваи торчали изо льда. Но потом начинался отлив. Вода отступала. И сваи оставались стоять в ледяных воротниках. Блестящих на солнце.

- Пожалуй, мне пора, - сказала она.

- Я вспомнил это потому, что и у меня сейчас точно такое чувство. Будто море ушло и остался ледяной воротник. Где-то на шее. После встречи с вами. И он будет давить, пока море не вернется. Пока мы не увидимся снова.

- Мне пора в магазин, - сказала она.

- В какой?

- Дети опустошили вчера весь холодильник. Съели даже шпинат. Обычно они не едят шпинат, но тут сметали все подряд. Не знаю, что с ними случилось.

- Лучший шпинат продается в "Крогере" на Девятой дороге.

- Да, это недалеко от меня. Минут десять езды. Спасибо за совет. Наверное, я им воспользуюсь. Но мне, правда, пора.

И она повесила трубку. И он бросился к машине. И помчался вдоль брустверов палой листвы. Превративших улочки городка в траншеи. И всю дорогу до "Крогера" он уговаривал себя не надеяться. И сердце отбивало "тук-тук-тук", как взведенный будильник. И когда он увидел, увидел ее в галерее макарон и печенья, раздался звон. Но это был просто звоночек сработавшей кассы. И они пошли рядом. Тихо обсуждая продукты. Наполняя коляску вкусными сюрпризами для детей. В разрисованных банках, пакетах, коробках. И можно было подумать, что они уже делали это вместе двести, триста, тысячу раз.

...Вечеринка затихала, редела. Пора было прощаться с хозяевами.

- Завтра. У меня. В одиннадцать, - сказал босс Леонид, нажимая на каждое слово.

Жена Лилиан благодарно и заговорщически улыбнулась Киперу. Поцеловала воздух над его плечом.

Потом он снова увидел Долли. Идущую через зал с бокалом в руке. К нему, к хозяевам, с улыбкой для всех, никому, ему одному, мимо. Но он все же успел незаметно догнать ее и процедить, не разжимая зубов:

- Завтра... у "Крогера"... В два...

И тут же в уме его загорелась эта цепочка оставшихся до встречи часов. Которые будут заполнены другими встречами, разговорами, делами. И он будет плыть по реке времени от одного часа к другому. Ныряя, извиваясь, хитря, петляя. Обходя опасные участки, притаиваясь, перепрыгивая пороги. Как тот неудержимый лосось. В сознании которого горит и светится единственный вечный путь, единственный зов.

I-2. Адвокат

Водитель белой "тойоты" был беззаботен. Не понимал опасности. Перепрыгивал из ряда в ряд. Даже не мигая фонариком. Не знал, чтоi ему грозило.

Таких вот, которые влезают прямо перед носом, Кипер не щадил. Он посылал их под колеса встречного грузовика. Лучше - бензовоза. Чтобы белый капот сплющился и треснул. Как яичная скорлупа. Чтобы стекла брызнули во все стороны. ПОЖАРНЫМ ПРИШЛОСЬ ПУСКАТЬ В ХОД ГАЗОРЕЗКИ, ЧТОБЫ ИЗВЛЕЧЬ ЖЕРТВУ АВАРИИ.

Тревожил вызов к боссу. Одиннадцать часов - странное время.