Светопреставление   ::   Клех Игорь

Затем точно так же все дружно перешли в открывшуюся при школе секцию пинг-понга (меня опять не было с ними), а большинство наших девчонок записалось на волейбол.

Я бредил морем, и однажды мы с Амударьяном отправились в судомодельный кружок при Доме пионеров, чтобы научиться строить пока что хоть маленькие корабли. Но там все с азартом делали кордовые авиамодели, мастер неохотно выдал нам какой-то готовый набор из плохо обструганных деревяшек - и был прав: что-то мастерить под недоверчивыми и подозрительными взглядами, когда всей сплоченной семьей на тебя поглядывают как на какого-то недоумка или прохиндея, пришедшего что-то украсть, оказалось выше наших сил.

Пригрезившийся парусник пошел на дно много скорее, чем мог быть готов к спуску на воду, пополнив еще одним призраком игрушечного размера всемирное кладбище погибших кораблей.

Впрочем, в одной из конфронтаций с разделением на партии я принял самое горячее участие. Споры, все же не доходившие до потасовок, продолжались весь учебный год - трудно поверить, но разделил класс на два лагеря совершенно абстрактный вопрос: кто сильнее - тигр или лев? В природе вместе они не встречаются, в нашем же городе отсутствовал даже захудалый зоопарк (да если бы он и был, кто бы нам позволил свести зверей в поединке?!) - ввиду этого вопрос следовало решить теоретически.

Весь класс до последнего ученика разделился на две приблизительно равные (как и силы этих кошачьих) партии: одна была за львов (где был и я, если не сам вообще все это придумал), другая - за тигров. Кипели страсти, приводились доводы, приносились книги, разыскивались прецеденты, когда же их не обнаруживалось, хватались за грудки, толкались, кричали, крутили пальцем у виска, оттачивали оскорбления, поносили друг друга почем зря, одна группа свистела и улюлюкала другой вслед при встрече на улице, кому-то могло и портфелем по голове перепасть.

Внутренний голос мне, конечно, говорил, что тигр покрупнее, погибче, взгляд у него пожестче, задрал бы он льва, но лев, по моему внутреннему чувству, был как-то поблагороднее, поцарственнее, мог ли я поэтому предать его, отречься от него?!

Что лев! Это еще самый удачный мой выбор. Будто бес подмывал меня, или само так получалось: в силу действия какой-то дьявольской предрасположенности меня не могло даже случайно занести на сторону большинства и превосходящей силы. Что-то вроде "синдрома Давида", но только боязливого, чего там - трусоватого, которого дернул черт бросить ломким голосом вызов, после чего он не знает, куда и тикать, а Голиаф - вот он, уже на подходе.

Так было всю зиму четвертого класса в Евпатории, куда меня отправили в санаторий, обнаружив ревмокардит. Одесситы быстро сошлись с севастопольскими - а надо же им было с кем-то враждовать? Так и продолжалось всю третью четверть до конца заезда, где все мы жили, будто в эвакуации. Выстуженный городок с одиноким трамваем, беленные известью стены, бедность и печать неблагополучия на всем, разбомбленный в войну дом на берегу, весь исписанный кирпичом и углем и загаженный, ботинки, намоченные набежавшей волной, выхваченные из нее ракушки-"королевы", пронизывающий ветер, ледяные руки. Из теплого - только сероводородные ванны с плавучими градусниками в деревяшках, голые руки распаренных нянечек, припрятанный разжеванный хлеб в спальне с полусотней кроватей, где, чтоб заснуть, несколько мальчишек, повернувшись друг к другу головами, рассказывали по ночам прочитанные в прежней, мирной жизни приключенческие книжки.

В чем дело, я не знаю, но промашек в выборе стороны и распределении ролей почти не бывает. В подтверждение этого спорного утверждения я хочу изложить одну имеющую достаточно строгое доказательство теорему.