Сын империи   ::   Юрьенен Сергей

---------------------------------------------

Юрьенен Сергей

Сын империи



Сергей Юрьенен

СЫН ИМПЕРИИ

В Петербурге мы сойдемся снова,

Словно солнце мы похоронили в нем,

И блаженное, бессмысленное слово

В первый раз произнесем.

Мандельштам

I.

В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО

Был месяц май Пятьдесят Первого, и Августе было четырнадцать, а ему три. Мама сняла мансарду у Финского залива.

Они пошли в лес без мамы. Вдруг Августа тихо сказала:

- За нами идет мужчина. Не оглядывайся.

Он оглянулся. Это был солдат. Сапоги его были бесшумны во мху, а в руке он сжимал пилотку.

- Это же солдат! - обрадовался Александр.

Солдат резко шагнул в сторону и пропал, спрятавшись за стволом.

- Бежим! - рванула его Августа.

Треск сучьев гнался за детьми, но они убежали. Все кругом было тихо, когда они отдышались. Где-то постукивал дятел. Было сумрачно, сыро и полным-полно цветочков.

- Это ландыши, - сказала Августа. - Серебристые ландыши!

- Они белые, - возразил Александр.

- Ничего ты не понимаешь. Давай наберем букет для мамы.

- Давай.

Цветочки пахли кислой сыростью. Ему больше нравился мох - изумрудный, мягкий, как мех невиданного зверя, и топко-сырой под коленями. Он ушел на коленях далеко. Потянулся за цветочком, и вдруг колючка ржавая вонзилась в рубашку. Он дернулся, порвал рубашку. Двумя пальцами приподнял тяжесть колючей проволоки и оказался на солнечной прогалине. Цветов тут было видимо-невидимо, и колокольчики на них крупней.

- Августа! - позвал он, увлеченно срывая цветы. - Ау-у!

За спиной вдруг раздался шип по-змеиному:

- Алекс-сандр...

Он оглянулся.

- Замри! - хрипло скомандовала сестра, и он замер. - Теперь давай назад, но смотри у меня: чтобы след в след!..

Он вернулся, вставляя колени в свои сырые ямки.

Сквозь еловые лапки высунулась рука Августы с обгрызенными до розового мяса ногтями. Приподняла проволоку, и он перекатился обратно, в тень.

Рывком Августа подняла его и потащила так, что лес исхлестал его неизвестно за что. Он только закрывал лицо. Потом он отнял от глаз руки.

Перед ними под солнцем высилась насыпь узкоколейки.

Августа втащила его на насыпь и усадила на рельс. Села рядом и ткнула пальцем вниз:

- Видишь надпись?

Туго натянутые ряды колючей проволоки выползали из лесу, наматывались на столб и дальше, на столбах, тянулись вдоль насыпи далеко-далеко. К третьему по счету столбу был приколочен дощатый щит. На нем было написано что-то черными, прерывистыми буквами. Грозными на вид.

- Вижу, - сказал Александр.

- Читай!

- Я же не умею! - возмутился он.

- Научишься! Буквы знаешь? Знаешь. Вот и давай, складывай!

Рельса была теплой. Он крепко взялся за металл, вздохнул и начал складывать. После длительного мозгового усилия он подытожил:

ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА

МИНЫ

- Ну?

- Чего "ну"?

- Сложил вот.

- И радуешься, да? А радоваться тут нечему. Что это такое, "мина", знаешь?

Он потупился. Узкоколейка заросла вся розовым и лиловым бархатом львиного зева. Он знал; он даже знал, что у нас уже есть Атомная Бомба, но обо всем об этом имел все же туманное представление.

- Наступил бы на нее, раз! - и ничего бы от тебя не осталось. И что тогда?

Он сорвал львиный зев, путем нажатия раскрыл ему пасть и залюбовался, вспомнив Самсона в Петергофе. Августа вырвала цветок.

- Отвечай!

- Ничего тогда.

- То-то и оно! Тебе ничего, а мне потом возвращаться! Как бы я маме в глаза посмотрела? - Августа придвинулась, натянула сарафан на свои худые коленки с преждевременно содранными болячками и обняла Александра. - Нет, сказала она. - Не вернулась бы я.

- Куда бы ты делась?

- А удавилась бы в лесу! Как вон Надежда-почтальонша. Или не знаю... В Финском бы заливе утопилась. - Августа понюхала свои ландыши и дала понюхать ему.