Тайна сокровищ Заколдованного ущелья   ::   Голестан Эбрахим

Крестьянин опять уставился на бархат витрины. – Ты ведь четыр е месяца назад уже приносил мне кое-что…

Посетитель перевел взгляд на подвески, но через мгновение нашелся и ответил:

– Ты же говорил, не помнишь, где ты меня встречал!

Ювелир бегло улыбнулся: «Ну, хват!» – и пробормотал:

– Боюсь я тебя. Да, боюсь. Уж так мне хочется купить, но, честное слово, боюсь.

Человек немного смягчился, начал поддаваться. Этого и надо было ювелиру. Он гнул свою линию:

– Боюсь, и все тут! Уж больно ты ловок, как я погляжу, себе на уме, да и упрям тоже. В два счета меня обставишь. На, забирай. Пока я мозгами не пораскину, эту штуку у тебя не возьму. Опасаюсь. – И, все так же пристально глядя человеку в глаза, подтолкнул к нему цепь по гладкому стеклу прилавка. – Ступай, предложи другим, кому раньше носил.

И тот заколебался, не зная, как поступить, пытаясь определить, не кроется ли за этими словами обман. Он всматривался в лицо ювелира, но цепи не брал. Почти примирительно он проговорил:

– Ничего я никому не носил…

Ювелир, который еще придерживал цепочку за кончик, понял, что сейчас посетитель угодит на крючок. Он провел рукой по лысине.

– Кому бы ты ни вздумал продать, будь осторожен. Гляди в оба!

– А чего мне глядеть? Небось не краденое, – возразил человек.

Но ювелир только еще раз доброжелательно, по-отечески повторил:

– Будь осторожен.

Теперь посетителю больше нечего было сказать, разве только снизить цену, но о цене вообще речь не заходила, он понятия не имел сколько. Поэтому он промолчал.

Ювелир, угадав ход его мыслей, неопределенно хмыкнул:

– А другие, из тех, кто видел, сколько давали?… Тогда крестьянин, отбросив уловки, пошел напрямую:

– Никто и не видел. Я сразу к тебе пришел. Но ювелир продолжал лукаво настаивать:

– Ну а те-то, прежние…

Человек все больше скатывался на роль просителя, он уже объяснял, силясь сохранить уверенность:

– Да я с самого начала прямо в твою лавку… Прошелся туда-сюда, поглядел; вижу, ты человек толковый, вот я к тебе и завернул. Коли ты с первого разу хорошо заплатишь, я и дальше к тебе приносить буду.

Теперь все было сказано.

Ювелир знал: сейчас надо поскорее воздать за это смиренное, почти униженное объяснение, чтобы оно не оставило осадка, который мог бы повредить всему дальнейшему.

– Я сразу понял: голова у тебя хорошо варит, – начал он. – Не зря я говорил, что боюсь тебя: умен ты, ой, как умен! Ну и слава Богу.

Рука его потянулась к цепи, он опять придвинул ее к себе, забрал.

– Да мы с тобою вместе такие дела закрутим… если у тебя еще кое-чего найдется.

Человек подался к нему, облегченно и торопливо заговорил:

– Да у меня… – И вдруг запнулся. Когда он снова открыл рот, в голосе его зазвучали колебания и сомнение, он вопросительно протянул: – Найде-о-тся ли у меня еще?

– Мне ведь совсем ничего не известно, – рассуждал ювелир, – от кого ты это получил, сколько отдал, сколько у тебя всего будет, да и честное ли это дело? Ты сам подумай… – И, поглаживая цепь кончиками пальцев, сквозь зубы процедил: – Кто-нибудь знает, что у тебя есть еще?

Человек смекнул: раз ювелир выспрашивает об этом, значит, он встревожен; он потому сбавил тон, что поддался обычному страху, который и толкает его на эти вопросы. Скромность, сдержанность и эта тревога, сквозившая в словах ювелира, окончательно убедили пришедшего. Они как бы оправдывали его собственную слабость и страх. Теперь он снова прочно стоял на ногах. Он проявил твердость, и теперь будущее наверняка за ним. Надо только приложить все усилия, надо, не впадая в панику, остерегаться умыслов других людей, а их самих бояться нечего.