Таланты   ::   Короленко Владимир Галактионович

Говорят, это стоит ей многих усилий, - скульптурных, артистических и всяких иных. Многие знакомые полагают, что этого объяснения достаточно: "Старая дура, дескать, которая подкрашивается каждое утро..." - Позвольте, однако. Дело не так просто. Мы видим много "старых дур", оскорбляющих зрение грубыми приемами поддельной молодости. Более умелая имитация?

Вот уже и талант. Художественная скульптура, художественная окраска, потом художественная игра молодости, - все это таланты, но таланты только служебные, - они все служат одному господствующему таланту, - таланту живучей женственности и юности женского чувства...

- ?

- Конечно. Посмотрите на глаза: ведь их можно только подрисовать, но не осветить, не заставить сверкать и темнеть, манить, обещать, отталкивать... Пока у женщины такие глаза, - она молода, а цвет лица или морщинки - только случайные недочеты, которые она вправе исправить, как фотограф ретуширует портрет, не устраняя сходства... Попробуйте изо дня в день, недели, месяцы, годы, играть несвойственную вам роль, - вы увидите, что это вам не под силу. Но когда женщина, все равно во сколько лет, все еще чувствует в себе эту силу производить иллюзию, когда она готова к ней каждую минуту... нет, это сама натура, и не говорите мне, что она красит волосы... Если это и глупо, то разве потому, что, вероятно, с седыми волосами она была бы еще красивее и привлекательнее, но у нее есть свой женский талант, и она будет молода до тех пор, пока ей не изменит сила - желать этого...

В одном приволжском городе я знал исправника. Это был человек самого ординарного полицейского вида, и все его считали феноменально глупым. Пожалуй, это была правда: трудно было представить себе человека глупее в обычных сношениях уездно-городского обихода. Пока он являлся в клубе, за бильярдом, во время разговоров за буфетом или за чайным столом в гостях, перед вами был самый банальный дурак, некоторые речения которого давали пищу уездному остроумию. Но... все это только до тех пор, пока... "не требовал поэта к священной жертве Аполлон"... Его священная жертва была служба, то есть "сбор податей" и "водворение порядка" в крестьянской массе. Тут его таланты просыпались внезапно, - именно, "как пробудившийся орел". Начать с того, что он весь преображался. В "нашем" обществе он обладал походкой военного и отчасти светского человека, - гибкой в носках и с грациозными движениями стана. Но вот, он кончил с вами беседу a parte* в отдельной комнате. Перед крыльцом позвякивает колокольчик, и бравый урядник пришел доложить, что все готово. Последнее пожатие вашей руки - и знакомый вам образ куда-то испаряется. Грациозность походки, гибкость носка, волнистые движения стана исчезли. Иван Спиридонович внезапно окаменел, превратился как бы в паралитика. Зрелище до того внушительно и отчасти трагично, что сотский, подающий шубу, уже дрожит, и даже у урядника, обматывающего шею его высокоблагородия теплым шарфом, слегка вздрагивают руки. Старшина с урядником подхватывают его под руки, сотские и десятские распахивают двери, общее трепетное благоговение, начиная от порога комнаты, так и веет до самых саней. Боже мой, как трудно Ивану Спиридоновичу сесть в эти сани. Его бережно подсаживают, подымают, вносят, сажают, точно причудливый драгоценный тюк, на котором написано: "осторожно" и "верх". И у всех в это время на лицах выражение необыкновенного участия и испуга. Даже не участвующий в процессе волостной рассылка являет на своем лице такую смену выражений, точно вот-вот сейчас Ивана Спиридоновича уронят, и он расшибется вдребезги, как хрупкое стекло. А вслед за этим произойдет взрыв, от которого неминуемо погибнет вселенная... Зато, - какой вздох облегчения, когда все обошлось благополучно, и - какой трепет у следующего волостного правления.

______________

* Наедин�