Тень орла   ::   Перес-Реверте Артуро

 — Не знаю и знать не хочу.

И не добавил ни «ваше величество», ни какого другого титулования в маринаде. А вместо этого достал из кармана свой орден Почетного Легиона, пожалованный ему в Кремле, и швырнул его на снег, к ногам Недомерка. Полковник гвардии схватился было за саблю, но Бонапарт манием руки остановил его. Он смотрел на нашего капитана так, словно лицо его было ему знакомо, силясь узнать его, вспомнить, где мог его видеть, но не узнал и не вспомнил, сдался, повернул коня и ускакал.

— Сволочь, — процедил капитан Гарсия сквозь зубы вдогонку императору, навсегда расстававшемуся с нами. Таков был его последний рапорт по команде.

А мы продолжали двигаться на запад. Лошади пали. В полках насчитывалось по несколько десятков человек. Маршалы и генералы, спешившись, шагали в солдатском строю, сжимая ружья, чтоб было чем отбиваться от казачьих наскоков: подумать только, мы с тобой, маршалы Франции, при нашем-то послужном списке, шкандыбаем с солдатней, вообрази, что сказали бы в Фонтенебло, если б увидали нас в таком виде… И кто это все придумал, кому это все надо?.. Допек нас с тобой наш император, до печенок пробрал, до нутра достал… А верно ли, что раньше были совсем другие войны или мне это кажется?.. Помнишь, как шли через Альпы? Помнишь, как грело нас солнце Аустерлица? Помнишь, как привечали нас в борделях Каира?.. Да ладно, дружище, не слушай ты меня, это я так… Да, видно, ты прав, маршал… Казаки?! Бегом марш! Веселей, маршал, веселей, старина!.. Шевели копытами, маршал, не то головы не сносить!

Раз-два, раз-два! Мочи нет, маршал… Смерть моя пришла… А знаешь ли, что я тебе скажу? Не выбраться нам с тобой из этого дерьма.

Офицеры и рядовые самочинно уходили в бессрочный отпуск, иными словами — стрелялись, за отступающей колонной, бросив оружие, ковыляли сотни отставших бедолаг, и русские, обнаглев окончательно, подбирались вплотную, пропарывали кого-нибудь своими пиками или вытаскивали из строя, чтобы зарубить одним ударом, завладеть тем, что нес он в ранце, а прочие продолжали двигаться отупелой и беззащитной толпой, как стадо баранов, влекущееся на бойню.

К концу ноября во французской армии боеспособных частей осталось всего ничего. В таком вот виде добрались до Березины.

Дело было ясное и простое. Русские задумали в этом месте остановить наше отступление, и вот трое суток кряду спасали мы свою шкуру, воюя на два фронта — одна армия наступала на нас спереди, не пуская дальше, вторая напирала сзади, грозя спихнуть в реку. Французские саперы, разбивая тонкий ледок, стоя по пояс в стылой воде, умудрились навести несколько мостов, по которым каким-то чудом удалось переправиться большей части армии. А 326-й линейный — ну, мы то есть — появились на левом берегу Березины к вечеру 28 ноября вместе с остатками итальянского полка: после того, как в него влились мы — сто испанцев, — получилась с небольшой натяжкой рота. Их тощего полковника убили утром, а заменившему его толстому майору оторвало голову во второй половине дня, вот и вышло, что старшим в чине оказался наш капитан Гарсия, принял командование. Кое-кто — и мы, и итальянцы — подумывал, не бросить ли оружие, не дождаться ли на этом берегу русских, однако замысел осуществить мешали нам валявшиеся тут и там трупы отставших: они, вероятно, мыслили в том же направлении, однако всех до одного изрубили хмельные от водки и победы казаки, хрипло оравшие «ура» так, что колыхалась вода в Березине. И потому наш капитан, поразмыслив малость, решил перебраться на другой берег, пока мы не остались здесь в полном одиночестве.

— Дело ясное, дети мои, — молвил он. — Так уж стеклись обстоятельства, что податься нам, кроме как в Испанию, некуда. А Испания — там. — И ткнул пальцем на запад.