Теобальд, или Преступление без улик   ::   Турнье Мишель

Этим она одновременно подчеркивала (намеренно или нет) разницу в общественном положении и в возрасте. Хотя одиннадцать лет не так уж и много. Но я никогда не был по-настоящему молод, а в ней все - тело, жесты, рот и особенно глаза - излучало молодость. Тереза! Как же я ее любил! Страстно, болезненно. Как я был неловок, смешон, уязвим рядом с ее непоколебимой уверенностью, особенно когда мы бывали на людях! Сама того не желая, незначительным жестом или непроизвольно вырвавшимся словом она меня задевала, увечила, ранила. Однажды она меня смертельно обидела - да, да, смертельно, хотя речь и идет о смерти отсроченной, не знаю, надолго ли. Тогда мы были молодоженами, если, разумеется, подобное определение применимо к нашей странной паре. Не помню, как мы подошли к этой теме, но я заговорил о ребенке, который мог бы у нас родиться. Она внезапно застыла и взглянула на меня словно впервые: "Ребенок? От вас?" Она оценивающе осмотрела меня, и в ее взгляде было столько презрения, что я, не выдержав, вскочил и убежал.

Ребенок и жизнь, продолжение жизни и даже выживание - понятия сходные. Мне казалось, что, если родится ребенок, он, подобно моей любви к Терезе, привяжет меня к жизни, спасет от навязчивых мыслей о самоубийстве. И эти спасительные врата вдруг захлопнулись. Первое "приключение" Терезы отбросило меня еще дальше в потемки. Я бы, вероятно, не выплыл, если бы не ощутил в себе вдруг странную и мрачную энергию, новый вкус к жизни. Он был горьким, терпким, но сильным, он открыл для меня будущее: я узнал чувство ревности и жажду мести, неотделимые друг от друга, как биение и страсть одного сердца. Я был обманут, осмеян, оскорблен, но мечтал отомстить, а для этого надо было жить дальше.

Но за что мстить и кому? Тереза нанесла мне неисцелимую рану, отказавшись иметь от меня детей. И мои мысли о мести сосредоточились на ребенке. Согласен, не очень оригинальная идея. В обществе, основанном на традициях, измена женщины жестоко наказывается именно потому, что этим ставится под сомнение происхождение ребенка. Я, наверное, старомодно чувствителен. Я никогда не смирюсь, слышите, никогда, с тем, чтобы у Терезы был ребенок от кого-то другого. Вас я простил, поскольку Ваша эпизодическая связь закончилась без последствий. Но если бы сложилось иначе, то и Вам, и Терезе следовало бы опасаться моего отчаяния. Она знает об этом. И принимает все меры предосторожности. Тем не менее у нее сильнее, чем у обычной женщины, развито материнское чувство и она не может его подавить. В тот день, когда она подчинится этому зову, я наложу на себя руки. Но, поверьте, я пойду ко дну не один. Мой труп, как камень на шее, утащит за собой Терезу, ее любовника и отвратительный плод их распутства.

Вполне ли проясняют дело эти строки? Достаточно ли убедительно это доказательство самоубийства Берте, который позаботился о том, чтобы его смерть выглядела как умышленное убийство? Дабы отмести все сомнения, оставалось выяснить еще одно, последнее обстоятельство.

Я встретился с адвокатом тех, кого газеты называли дьявольскими любовниками, и отдал ему письмо Берте. Он тут же отправил Терезу на медицинский осмотр, где оказалось, что она действительно беременна. Она наверняка сказала об этом Берте, не подозревая, что таким образом запустила механизм спланированной катастрофы. Берте погиб, но отомстил. Он думал убить сразу нескольких зайцев, но забыл о красноречивом послании, отправленном пятнадцать лет назад одному юному коллеге. Таковы интеллектуалы. Неуемная страсть к речам и письму сплошь и рядом сводит на нет их самые хитроумные планы.

Терезу оправдали за отсутствием состава преступления. Выйдя на свободу вместе с Гарри Пинком, она первым делом позвонила и поблагодарила меня.