Теорема Ферма   ::   Юрский Сергей Юрьевич

Заходите ко мне после ужина, я покажу вам.

– Ой, нет, Вацлав Иванович, это мне не по зубам!

– По зубам, по зубам, я уверен, вы поймете. Я доказал теорему Ферма.

Телевизор в холле работал скверно. Постоянно шли горизонтальные полосы, звук то исчезал, то возвращался. После программы «Время» несколько человек ушло, освободилось кресло. Я опустился в него и стал задремывать под однообразный документальный фильм про галерею Уффици. Чех не появлялся. Может быть, уже лег? Хорошо бы, глаза слипаются. Кажется, сегодня завалюсь без всяких мыслей про уколы, про боль, про завтра. Какая там теорема Ферма! Да и старик, наверное, забыл, о чем говорили. Я поднялся и зашаркал в свою шестую палату. Тапочки были без задников. Надо бы зубы почистить… но это еще идти на тот край отделения в умывальник. Нет, нет, утром, нет сил.

Каморка Вацлава темна – из-под двери света не видно. Уснул, конечно. Для очистки совести я без стука приоткрыл дверь. Старик сидел на аккуратно застеленной кровати, чинно положив руки на колени. Слабая лампочка под абажуром из толстого картона еле светила на тумбочке. На кровати рядом с ним лежала большая бухгалтерская книга.

– Входите, входите! – сказал Вацлав Иванович. – Зажигайте верхний свет. Сейчас вы все поймете. – Он нервно разгладил на стороны свои плоские усики. – Садитесь, садитесь на стул.

Я смертельно хотел спать.

– Теорему Пифагора помнят все, и вы, конечно, тоже. Квадрат гипотенузы равен…

– Сумме квадратов катетов.

– Это так, и это очень красиво. Значить, – он произнес слово с мягким знаком на конце, – если в прямоугольном треугольнике меньший катет равен трем, больший – четырем, то три в квадрате – девять, четыре в квадрате – шестнадцать, девять плюс шестнадцать будет двадцать пять. Гипотенуза равна корню квадратному из двадцати пяти, то есть пяти. Это так. Это понятно?

– Угу.

– Что?

– Понятно, понятно.

– Теперь я буду говорить тише – десять часов, там, за стенкой, женская палата, они рано ложатся.

Вацлав Иванович пересел ближе к изголовью кровати и к моему стулу. Наши колени соприкоснулись. Он протянул мне бухгалтерскую книгу:

– Значить, так, откройте.

В книге была закладка. Я раскрыл книгу и разглядел закладку. Обычная фотография пса. Пес сидел возле парадной, раскрыв пасть и свесив на сторону язык.

– Это ваша собачка?

– Нет, это Искра, овчарка-поводырь. Морозова Николая Герасимовича, который умер.

– Ага… Отчего умер? – У меня слипались глаза, и даже, кажется, что-то снилось.

– Он умер от инфаркта. А Искру взяли обратно в питомник.

– Ага-а…

Мне снилась светлая комната в деревянном доме. Окно выходило на веранду. За верандой колыхалась под ветром сирень. Звучный женский голос говорил: «Позовите сестру, позовите сестру!»

– У них в палате две лежачих, – сказал Вацлав Иванович.

Я поднялся и пошел в дежурную комнату за сестрой.

– Да, я знаю, – сказала сестра Таня, – уже иду. Ей укол надо. Сейчас.

Вацлав Иванович стоял в дверях своей каморки.

– Идет?

– Да, сейчас придет. Идет сестра! – крикнул я в женскую палату.

Мы снова сели на свои места – колени в колени.

– Теперь смотрите. Вот, значить, формула: a? + b? = c?. Видите?

Он ткнул пальцем в бухгалтерскую книгу. Там через все секции учетной разлиновки четко было выведено: a? + b? = c?.

– Так вот, еще в семнадцатом веке Ферма предложил доказать, что, если n больше двух, то это равенство невозможно: если n>2, a? + b? ? c?.

– Больше двух?

– Ну да! Если n равно двум, то это теорема Пифагора, это возможно.

– А если больше двух, то невозможно?

– Невозможно.

– А зачем доказывать отрицательную истину?

– Как?! – тихо вскрикнул чех. – Отрицательная истина отличается от положительной только тем, что лежит по другую сторону от нуля.