Тихие дни в Клиши   ::   Миллер Генри

Извинившись за бестактность, я предложил тут же пропасть с ее горизонта — жест вежливости, который она оценила как должное, пожав мне руку и одарив обворожительной улыбкой.

— Что это за вещи? — спросила она, быстро сменив тему и демонстрируя светский интерес к сверткам, которые, садясь, я положил на стол.

— Так, ничего особенного, пластинки и книги, — ответил я тоном, подразумевавшим, что в них вряд ли может найтись что-то примечательное для нее.

— Книги французских авторов? — переспросила она, и в ее голосе, мне показалось, внезапно прозвучала нотка искренней заинтересованности.

— Да, — отозвался я, — но боюсь, по большей части скучных. Пруста, Селина, Эли Фора… Вы бы наверняка предпочли Мориса Декобра, не правда ли?

— Покажите мне пожалуйста. Мне любопытно, кого из французских писателей читают американцы.

Развернув одну из упаковок, я подал ей томик Эли Фора. Это был “Танец над огнем и водой”. Улыбаясь, она листала страницы, задерживаясь то на одном, то на другом месте и время от времени издавая негромкие возгласы. Затем с решительным видом закрыла книгу и положила на стол, не снимая руки с переплета.

— Хватит, поговорим о чем-нибудь более интересном. — И, после минутной паузы, добавила: — Celui-la, est il vraiment franciais? 2

— Un vrai de vrai 3 , — ответил я, ухмыляясь во весь рот.

Похоже, это ее не вполне убедило.

— С одной стороны, все, казалось бы, по-французски, — размышляла она, обращаясь скорее к самой себе, — ас другой, есть здесь нечто странное… Comment dirais-je? 4

Только я собрался ответить, что прекрасно понимаю, что она имеет в виду, как вдруг моя собеседница откинулась назад, завладела моей рукой и с лукавой улыбкой, призванной добавить шарма ее непосредственности, вздохнула:

— Знаете, я ужасно ленива. Книги — у меня не хватает на них терпения. Это чересчур для моих слабеньких мозгов.

— Ну, в жизни есть масса другого, чем можно заняться, — ответил я, возвращая ей улыбку. С этими словами я опустил руку и нежно сжал ее колено. В мгновение ока ее рука накрыла мою и передвинула выше, туда, где плоть была мягче и обильнее. Затем, столь же быстро, укоряющим движением оттолкнула ее:

— Assez, nous ne sommes pas seuls ici 5 . Пригубив из наших бокалов, мы оба расслабились. У меня и в мыслях не было тут же брать ее на абордаж. Хотя бы потому, что мне было наслаждением вслушиваться в то, как она выговаривает слова — четко и не спеша, что не свойственно парижанкам. Она говорила на чистейшем французском, и в ушах иностранца вроде меня он отзывался музыкой сфер. Каждое слово произносила ясно, отчетливо, почти не прибегая к жаргонным выражениям. Слова сходили с ее уст томно и неторопливо, полностью обретя форму, будто прежде, чем доверить их внешнему пространству, где звук и значение так часто меняются местами, она обкатывала их во рту. Ее медлительная грация, в которой был привкус чувственности, смягчала траекторию их полета; невесомые, как клубочки пуха, они ласкали мои уши. Ее полное, тяжеловатое тело тяготело к земле, а вот в звуках, излетавших из ее горла, слышался чистый звон колокольчиков.

У меня не было более причин для колебаний относительно ее профессии. Созданная, как говорится, для этого, она, тем не менее, не производила впечатления прирожденной шлюхи. Я не сомневался, что она ляжет со мной в постель и запросит за это деньги; однако не это делает женщину шлюхой.

Она легонько коснулась меня рукой, и тут же, подобно дрессированному тюленю, мое мужское естество воспрянуло, воодушевленное ее ласковым поощрением.

— Имейте терпение, — пробормотала она, — преждевременно возбуждаться вредно.

— Пошли отсюда, — сказал я, подавая знак официанту.

— Да, — отозвалась она, — пойдемте куда-нибудь, где можно поговорить спокойно.

Чем меньше разговоров, тем лучше, думал я про себя, собирая свои покупки и следом за ней, продвигаясь к выходу.