Тогда нас было трое   ::   Шоу Ирвин

Они пожали друг другу руки среди огромных, расплывающихся в сумерках статуй и наутро двинулись в путь, предварительно разработав план, как втиснуть Марту в машину, а ее вещи в багажник на крышу; и все это удалось им как нельзя лучше. За все лето они ни разу не разошлись во мнениях, хотя беседовали обо всем на свете, и среди прочего - о сексе, религии, браке, выборе профессии, положении женщины в современном обществе, театре Нью-Йорка и театре Парижа и о том, какой минимум купального костюма считается приличным на пляжах Италии, Франции и Испании. А когда в Сен-Тропезе Берт на неделю завел роман с пухленькой золотоволосой американкой, Марту это никак не тронуло, даже когда его дама сердца открыто перебралась в их отель, в соседнюю с Мэнни и Бертом комнату.

Честно говоря, вряд ли что-нибудь могло вывести Марту из равновесия. Она встречала новый день со странной, похожей на сон безмятежностью. Сама она как будто ничего и не решала, но, что бы ни решили остальные, она следовала этому с одной и той же добродушной и ободряющей улыбкой, рассеянно-безразличная к тому, что из этого может выйти. Это обаятельное безволие Мэнни как-то связывал с ее редкостной способностью ко сну. Если утром кто-нибудь ее не будил, она могла спать до полудня, до двух часов, и то, что накануне все легли спать рано, не имело никакого значения. Организм тут был ни при чем, потому что она никогда не жаловалась на недосып и не просилась спать, как бы поздно они ни засиделись и как бы рано ее в этот день ни подняли. Писем она не писала и почти не получала, потому что ей никогда не приходило в голову оставить свой будущий адрес, когда они откуда-нибудь уезжали. Если ей нужны были деньги, она посылала телеграмму в Париж, в банк, который выплачивал ей содержание; а когда деньги приходили, она их тратила на что попало. Тряпки ее почти не занимали, даже волосы, по ее словам, она обстригала так коротко, чтобы не возиться все время с прической.

Когда разговор заходил о будущем, о том, кто чем намерен заниматься, тут от нее вообще нельзя было добиться ничего путного. "А я не знаю, - и она пожимала плечами и улыбалась самой себе ласково и снисходительно, озадаченная собственным неведением. - Наверно, я пока поболтаюсь просто так. Подожду, погляжу. У меня своя тактика - я дрейфую. А что, кто-то из наших с вами сверстников делает что-нибудь такое уж интересное? Не видела. Я жду откровения, это откровение и наставит меня на путь истинный. А заранее брать на себя какие-то обязательства - зачем? Куда торопиться?"

Но странно, ее инертность привлекала Мэнни куда больше, чем положительная ограниченность всех его знакомых девиц, которые твердо знали, чего они хотят: выйти замуж, нарожать детей и стать членами местных клубов; или пойти на сцену и стать знаменитыми; или издавать журналы и быть деканами женских колледжей. А Марта - ей просто пока не попалось ничего стоящего, поэтому она ждет.

И ему казалось, что уж если в конце концов она что-то для себя найдет, это будет что-то настоящее, прекрасное и уникальное.

Из всего, о чем они договорились во Флоренции, только одно условие так и осталось невыполненным; за исключением недели в Сен-Тропезе, прошедшей под знаком пухлой блондинки, они все время проводили вместе; впрочем, неделимый союз образовался только потому, что всем троим больше нравилось общаться друг с другом, чем с кем-нибудь еще. Ничего бы из этого не вышло, не будь Марта Мартой, будь она кокеткой, жадиной или дурой или не будь Мэнни с Бертом такими старыми друзьями и не доверяй они друг другу во всем и без оглядки, и, наконец, ничего бы не вышло, будь они все чуть постарше.