Токио нас больше не любит   ::   Лорига Рэй

Возвращение в Уинслоу откладывается в любом случае, поскольку до самолета остается восемь часов, а другого автобуса, разумеется, не будет до ночи. Итак, я провожу вечер, трахаясь с индианкой в мотеле «Сахара». По правде говоря, девушка лишь наполовину апачка, а наполовину мексиканка и трахаемся мы не весь вечер. Мы справляемся с делом меньше чем за двадцать минут, а остальное время я трачу на осмотр бассейна.

В самолете у меня пыталась сделать покупку одна женщина, но я ей напомнил, что авиакомпании запрещают торговлю посторонними товарами. Ей мои слова не понравились. Она ответила, что в самолетах все подают ущербное: не только химию, но и фильмы, алкоголь и сэндвичи. Возможно, она права. Кстати, неужели один я замечаю, что самолеты стали летать все ниже и ниже? Мне почти что удалось прочесть надпись на красной машине, пересекавшей мексиканскую границу.

Разумеется, прибыв в Тихуану, я тут же встречаю твою мать, сидящую в кузове грузовичка в окружении мексиканских батраков — все пьяные, все поют, все веселятся. Если она меня и узнала, то сделала вид, что не заметила. Видимо, славная женщина все еще выигрывает.

Тихуана посреди пустыни выглядит как пятно подсолнечного масла на куске льда.

Большой коммерческий успех. Здесь есть группа немцев, которых пригласили строить отели. Все очень солидные и серьезные, в стиле Баухауз. Есть что забывать, господа. У каждого, как водится, свое. Франц хотел забыть о прежней любви, Отто — о легкомысленно данном обещании. Немцы абсолютно не умеют хранить секреты, они выкладывают все что ни на есть после трех кружек пива. Бедный Отто, вперивший взгляд в ботинки. К тому же совершенно дикие ботинки. Красные с белым, как для гольфа, только без шипов. Отто следовало бы в первую очередь позабыть о своих ботинках. Немцев страшно волновало, можно ли доверять нашей химии, — я ответил, что только нашей и можно доверять. Такие разговоры возникают, потому что, как говорят, друг одного друга в старой Европе забыл, как зовут его собаку, а хотел избавиться от песенки, которая прицепилась так, что он не прекращал напевать ее ни в тени, ни на солнце. Очень забавно, да уж, но не волнуйтесь — все будет надежно, как смерть канарейки от удара бейсбольной биты. Итак, еще несколько кружек пива, и десять немцев исчезают в ночи Тихуаны, готовые и дальше танцевать и забывать, а поутру, конечно, они вновь примутся за строительство отелей.

Поздравления от компании в связи с поразительной сделкой, поразительно быстрой и поразительно чистой. Одна удачная акция, и твое имя — мое имя — начинают упоминать в более серьезном контексте: координатор, контролер поставок или что там еще. Ну ладно, не стоит забывать про мой послужной список. Да уж, именно так, никак иначе: мой послужной список говорит, что двери роскошных кабинетов для меня закрыты, поскольку компания никогда — и это самое подходящее слово — ничего не забывает. Звучит, конечно, забавно, если учесть, что наш бизнес состоит именно в стирании воспоминаний. В любом случае, по крайней мере на сегодня, — поздравления, удачная акция и спокойной ночи.

Мне снится, что я играю в покер. Я никогда раньше не играл, поэтому, естественно, проигрываю. Твоей матери удается запустить на рулетку баскетбольный мяч, и таким способом она угадывает все номера.

Я просыпаюсь, думая о пиджаке, — он мне не снится, я просто о нем думаю: голубой шерстяной пиджак, висящий на позолоченной вешалке в деревянной хижине, а рядом на вешалке — галстук в красных, желтых, зеленых ромбах, очень мелких, и несколько таких резинок с крючьями, которыми крепится к верху машин всякая рухлядь. Не думаю, что пиджак и галстук принадлежат мне. Быть может, это просто фотография. У меня никогда не было галстука. По крайней мере, себя в галстуке представить мне не удается.

Четыре часа утра.

Бедный Отто.