Три дня, три звонка   ::   Давыдова Наталья

---------------------------------------------

Давыдова Наталья

Три дня, три звонка



Наталья Давыдова

Три дня, три звонка

С некоторых пор я езжу в Ленинград в одно учреждение, с которым связана по работе. А живу в Москве.

Останавливаюсь в гостинице, учреждение имеет бронь.

В Ленинграде я родилась и выросла.

Гостиница - странная штука. По утрам в гостиничной жизни есть что-то бодрящее, как кефир, который пьют отдохнувшие за ночь командированные. Но по вечерам все иначе.

То был вечер, к тому же субботний. Из коридора доносилось бряканье посуды, веселье, рождаемое телевизорами. Звучали возбужденные голоса тех, кто как умел справлялся со своей субботней неприкаянностью.

Я сидела за письменным столом у телефона, раскрыв записную книжку на букву "Л". В какую-то из командировок я купила ее, похожую на кусочек мыла, и заполнила особым способом, по городам. Это решительно негодная и неудобная система, если жизнь твоя записывается вся целиком на буквы "Л" и "М". Алфавитный порядок пришлось смять и заползти на другие буквы.

Такая естественная и простая вещь - позвонить и сказать:

- Угадай, кто говорит?

А я медлила.

У многих в жизни бывает уход. Я тоже уходила, уезжала, убегала, меняла местожительства, профессию, друзей, ни у кого ничего не спрашивала, ни с кем не советовалась. Надо было уйти - я ушла. Все сделала по-своему, все забыла, что смогла, не заметила, как пролетело десять лет, потом еще десять...

А потом захотела вернуться... Улица моя ленинградская меня приняла. Другие улицы, сады и площади тоже, приласкав уже тем, что не изменились. Родственники, обиженные мною, приняли, забыли обиды. Однако родственники добры, а улицы равнодушны. Но в этом городе когда-то у меня были друзья...

Я набирала номер, про который только думала, что его забыла. Он был занят сейчас, как и тогда. Наконец я услышала родной голос, - на букву "Л" все родное, и смех, и никакого удивления, как будто моего звонка ждали если не последние десять лет, то последние два часа.

- Дуреха, дуреха, феноменальная дуреха... - сказала Лариса. - Раньше не могла позвонить, свинюшка. Ты откуда? Ты же... ты... за тридевять земель...

А голос был по-прежнему чудесный. Этим чудесным голосом она теперь читает лекции студентам в аудиториях, где нам читали лекции другие голоса. Почему я раньше не позвонила? Простой вопрос, ответа на него нет.

Я попыталась шутить, мне это обычно не удается.

- Ты толстая или худая? - наконец услыхала я вопрос, на который могла дать толковый, обстоятельный ответ.

- Средняя, - сообщила я, - а была как бочка. Удалось сбросить пятнадцать кэгэ.

- Без ущерба для красоты и здоровья? - спросил чудесный смеющийся голос.

Но я была недоступна юмору.

- Потом я опять прибавила, и в конечном счете... Слушай, а когда мы увидимся? - сказала я, а сама подумала: "И увидимся ли вообще?"

- Сейчас я иду на день рождения знаешь к кому? К Надюше Журавлевой.

Что-то черноглазое, веселое было связано с этим именем, но и какие-то неурядицы, неустроенность, и что-то еще важное, но что, я не помнила.

- Она теперь живет на краю света, в новом районе. Я одеваюсь, сообщила Лариса.

И я увидела, как она готовится к вечеру, наряжается. Она не была франтихой, но, подобно мужчине, умела в праздник выглядеть особенно торжественно. Понимала праздникам цену. Я увидела, как она стоит перед зеркалом, хмурится и скоро станет такой, которую хочется выбирать в президиум.

- Надюша Журавлева, какая она теперь? - медленно, все еще на ощупь, спросила я.

- Замечательная, как всегда, - ответили мне, как будто закрыли дверь.

Все правильно, я заслужила.

- Когда ты уезжаешь? - спросила Лариса.

Чуть заметная скука скользнула в вопросе, чуть заметное нетерпение.