Тринадцатый   ::   Нушич Бранислав

Какое хорошее пальто и как оно близко висит от него… Судя по пальто, министр должен быть среднего роста. Зимой, должно быть, он носит зимнее пальто!..

Размышляя таким образом, он, однако, не переставал считать тех, кто входил к министру. Уже вошел седьмой, а его все не зовут. Может быть, министр не примет его. Ему бы хотелось, чтобы его не приняли, а сказали, чтобы он приходил завтра, четырнадцатого апреля.

Седьмой вышел довольный, веселый. Вошел восьмой.

Девятой вошла какая-то женщина, но она была там недолго. Потом вошел десятый, пробыл у министра очень долго и вышел красный и злой. Одиннадцатый вышел скоро и очень довольный. Он дал служителю на чай.

«Хорошо ему, – подумал Петроний. – Нет ли у меня мелочи, чтобы тоже дать, если понадобится?»

И начал ощупывать карманы. Вошел двенадцатый. Петроний стал считать, сколько тот будет находиться у министра. Считает: раз, два, три, четыре, доходит до ста сорока шести и вдруг бросает считать – ему приходит в голову, что у министра двенадцатый и что тот, кого сейчас вызовут, будет тринадцатый.

Это поражает его, и он, сам не ведая почему, начинает шептать про себя: «Отче наш, иже еси на небеси…» и только дошел до «хлеб наш насущный…», как вышел двенадцатый, а секретарь крикнул:

– Петроний Евремович!

У Петрония, шептавшего «хлеб наш…», перехватило дыхание… За одну секунду он дважды вспотел и высох. Он обернулся, чтобы найти место, где оставить трость. Поставив ее, он совсем растерялся, не зная, куда деть шляпу. А секретарь крикнул еще раз:

– Петроний Евремович!

Он в третий раз вспотел, высох и неверными шагами двинулся к двери. Только он переступил порог кабинета министра, как ему пришла в голову нелепейшая мысль: «А вдруг у меня где-нибудь пуговица расстегнулась?» Он чувствовал себя так, словно летел стремглав в пропасть, и мысль о пуговице только усилила это ощущение. Попав в кабинет министра, он и в самом деле почувствовал, что находится на дне пропасти.

Хотя Петроний был уже в кабинете, он не видел министра. Одну руку он держал на груди, а другой ощупывал себя: не расстегнулась ли какая-нибудь пуговица.

Вокруг него темнота, только виднеются два больших, очень больших окна. Вдруг из тьмы послышался голос:

– Что вы хотите?

Но Петроний не мог сообразить, откуда долетел до него этот голос. Ему показалось, что первое слово «что» произнесено прямо перед ним, второе слово «вы» донеслось слева, а третье слово «хотите» – справа.

Он ничего не ответил.

– Вы Петроний Евремович? – сказал тот же голос, но сейчас ему показалось, что он донесся сверху, с потолка.

Петроний зажмурился и сказал про себя: «Но избави нас от лукавого», потом проглотил слюну, которая заполнила его рот, и, наконец, сказал:

– Петроний Евремович, ваш покорный слуга.

– И что вы хотите? – раздался тот же голос, но уже снизу.

– Двадцать один год… безупречной службы… лошадь, которая меня везла, столько же… я покорнейше прошу…