Ворон. Тень Заратустры   ::   Вересов Дмитрий

Придумали, составили соответствующее ходатайство, подали в магистрат… И стал бывший Шоэйн Александром – в честь славной плеяды незалежных шотландских монархов, и Ильичом – в честь вечно живого Ленина. Так Александр Ильич Лерман объединил в своей персоне местный патриотизм с пролетарским интернационализмом.

Мама Джулианна, узнав об этом, закатила сыну тяжелую истерику, а бабка Дейрдра лишь рассмеялась недобрым смехом и сказала:

– Видишь, дочка, от судьбы не уйдешь… Говорила я тебе, имя «Шоэйн» годится лишь человеку отражения, человеку с особым предначертанием – в мире земном и мире духовном одновременно существовать, обе действительности прозревать… – Тут старуха подняла медленно руку и продекламировала:

Этой ночью, в Шоэйн, отмечаю твой путь,

О Солнце-Ярило, твой путь на закат,

В Страну без названья, где Времени ход остановлен.

Путь всех, кто ушел, и всех, кто вернется…

Владычица Вечности, Белая Мать,

О Ты, что всем детям своим затворяешь глаза

И вновь отворяешь,

Укажи мне дорогу к Великому Свету,

Когда наступает Великая Тьма…

Джулианна сидела неподвижно, закрыв лицо руками. Новоиспеченный Александр Ильич смущенно переминался с ноги на ногу.

– А ты, матушка, глазки-то не отводи, личико не прячь, лучше вон полюбуйся на наследничка. Хорош гусь! И то сказать – зачат без венчания, без Великой Матери благословения, от стручка какого-то болотного, не по Древней Науке выношен, наречен без Совета, без ведома моего. И не надо мне опять про войну, про случайность, про запрет на аборты и что гнева моего боялась… Шоэйн! – Старая ведьма сплюнула презрительно, будто в рот мошка залетела. – Пусть уж остается Александром. Имя, конечно, великое, щенку твоему и за десять жизней не дорасти, но вместе с «Ильичом», пожалуй, в самый раз. Помню, еще в Петербурге, в аптеке нашей на Каменноостровском служил один Александр Ильич. Пыльный плюгавый сморчок, три волосинки поперек плеши, пенсне с треснутым стеклышком, из жалости держали. Видать, и твоему таким быть, случайного ничего не бывает… Ну, что встал, Ильич Александр? Ступай уж!..

Бывший Шоэйн пулей вылетел из комнаты, и в этот вечер они с Энди так нализались, что ночь провели в полицейском участке, утром имели мучительное объяснение с проктором, а днем – с деканом. Но обошлось, не выгнали…

И спустя всего два-три года после смены имени, заглядывая в зеркало, Лерман всякий раз с тоской осознавал, что неуклонно превращается в того самого Александра Ильича из Петербурга. Кудри заметно поредели, зрение ослабло, так что приходилось постоянно носить… не треснутое пенсне, конечно, но очки в толстой оправе, лицо покрылось ранними унылыми морщинами, тонкая шея обрела заметное сходство с цыплячьей… Воистину сморчок, какой-то диккенсовский клерк и, кстати, почти что копия легендарного маньяка-убийцы Криппена, того самого, что удостоился целого зальчика в музее мадам Тюссо…

Кстати, похожую картину мог наблюдать в те годы в зеркале тихий советский паренек. Только вот про маньяка Криппена он ничего не знал и знать не мог – потому и внутренний голос не предостерег. А фамилия у того паренька была смешная, щекотная. Чикатило…

Александр же Ильич судьбу Криппена, даже при гарантиях посмертной славы, разделить не хотел и направлял свои либидозные порывы в менее губительное русло.