Трубка снайпера   ::   Зарубин Сергей Михайлович

 — Где остальные?

— Поглядеть дорогу ушли, — погладил Номоконов руку раненого. — Утром дальше двинемся, носилки сделаем.

— Напрасно… Умираю… Откуда ты, чей?

— Номоконов я, свой…

— Запомни. Документы возьмёшь… Партийный билет, адрес… Домой напиши. Стояли до конца, раненым из боя вынесли… Дочке моей расскажи. Сделаешь?

— Все выполню, командир. Чего загоревал? Со мной не пропадёшь.

— Нет, товарищ, все кончено… — Раненый снова бредил и метался. Временами возвращалось к нему сознание, и тогда он скрипел зубами.

— Ты не ушёл? Воды принеси, не обижай… Хоть каплю… Ну! Чего ж ты?

Наступал рассвет, туманный и тихий. Раненый открыл глаза, застонал, закусил почерневшие губы и опять попросил воды. Номоконов приподнялся:

— Теперь принесу, потерпи, командир. Банку найду, ведро… Ожидай.

Поблизости источника не оказалось. На дне ложбинок— потрескавшаяся земля. Что делать? Одному не унести раненого… Ни крошки хлеба, ни капли воды… Куда исчез сержант? Где сейчас свои? Надо уходить. Оставить несчастного человека тоже нельзя.

Солдат вспорол кору берёзы, быстро сшил два куска прутьями и вышел на поляну. Размахивая одной коробкой, он сбивал с травы капли росы, сливал в другую. Есть! Боясь расплескать глоток драгоценной влаги, Номоконов осторожно подошёл к дереву, где лежал раненый:

— Эй, командир!

Майор лежал с закрытыми глазами, не отвечал, не дышал. Ощупал солдат его руки, сложил их на груди, застегнул у покойного ворот выцветшей гимнастёрки. Закон тайги требовал отдать последнюю почесть человеку, скончавшемуся страны. У головы майора Номоконов склонился на колено, постоял немного, а потом встал, присел на пень, закурил трубку, задумался.

Вспомнил сержанта Попова, его насмешки, бегающие глаза и понял, что командир отделения нехороший человек. Почему он прямо не сказал, что бесполезно тащить смертельно раненного, что надо облегчить его последние минуты, а потом похоронить и выбираться к своим?

Чисто вымыл солдат свои руки о росистую траву, достал охотничий нож, ещё раз послушал сердце умершего — нет, не билось оно — и принялся рыть яму. Долго хоронил он майора. Неписаный закон тайги требовал сразу не уходить от свежей могилы, а вспомнить жизнь умершего, его подвиги, добрые дела, удачную охоту. Ничего не знал Номоконов о командире в выцветшей гимнастёрке. Глядя на могильный холмик, старательно прикрытый зелёными ветками, он хотел представить его родителей, жену и детей. С петлиц умершего Номоконов снял знаки различия и положил в карман — решил сообщить о случившемся своим начальникам. А потом встал, взял винтовку и пошёл. Прежде всего надо было узнать, куда девались сержант и рыжий санитар.

Следы остались: торопливые, неосторожные, вели они на восток. Ломая сухие ветки, ступая на сучья, спотыкаясь о камни, двое людей, шагавших бок о бок, вышли из леса на открытую поляну, размеренным шагом перешли её и, с силой упираясь носками в песчаный склон, полезли на бугор. Здесь постояли, закурили —оставили спички и клочок газеты. А потом следы, по-прежнему торопливые, описали полукруг и потянулись в обратную сторону, на запад. Может, так надо? Но линия фронта отодвинулась, орудийная пальба слышится далеко на востоке. Куда повернул сержант? Зачем? Вот здесь, под большой сосной, останавливался он, долго топтался. А у колодины оба долго лежали, наверное, спали: телами примяли траву, разгребли и отбросили прочь колючие сухие шишки. Глаза Номоконова искали предмет, который подсказал бы, какое решение приняли два человека, тесно прижавшихся на ночь друг к другу. Обрывок портянки, рассыпанная махорка, окурки… Но где предмет, который все скажет? Он должен быть здесь, в этом Номоконов не сомневался и продолжал поиски.