Трудная любовь   ::   Давыдычев Лев Иванович

Кто-то вслух зубрил алгебру, кто-то заводил патефон, кто-то на кого-то кричал, а громче всех издавал звуки репродуктор.

В коридор вышла высокая, статная девушка, розовощекая, с черными косами до пояса. Про таких говорят: кровь с молоком, красоты нет, а залюбуешься.

– Сплетни, – равнодушно ответила она, играя косой. – Не из-за него я уехала. Была нужда. Ой за мной и не ухаживал. Мало ли что болтают. Языки-то ведь не привяжешь.

Ее равнодушие показалось Валентину напускным.

– А почему он пить стал? – спросил Валентин строго.

– У него спросите, – Маруся перекинула косу через плечо, взяла другую. – Я тут ни при чем.

– Я не верю, – Валентин улыбнулся, догадавшись, что Маруся боится его. – Вы знаете, зачем я с вами разговариваю?

– Чтоб потом описать все, – дрожащим голосом проговорила Маруся. – А что про меня писать, если я непричастная.

Из комнаты в коридор выглядывали любопытные девичьи физиономии, раздавалось хихиканье. Маруся еще больше смутилась и пробормотала:

– Синегов велел воздействовать на него. Смешно.

– Вот что, – остановил ее Валентин, – даю вам честное слово, что о вас я писать не буду.

– А об нем?

Валентин замялся.

– Не надо, – умоляюще протянула Маруся. – Он напуганный. Синегов ему говорил, что в газете статью большую напечатают. Вася снова и начал.

– Значит, он бросал пить?

– Сколь раз!.. Жизнь у него неудачная.

– А вы с ним почему поссорились?

– Мы не ссорились, – возмущенно поправила Маруся. – Тут… Неловко говорить, но полюбил он меня, не знаю, за что. А я к нему равнодушная. Ну, не виноватая я, если… А все на меня напустились: воздействуй да воздействуй, Я и попробовала… Он и выгнал меня. «И ты туда же», – сказал. Я здесь нормировщицей устроилась. А дураки сплетню пустили, будто я Васи застыдилась.

– Словом, в трудную минуту вы его и бросили?

– Получилось так.

– Когда с ним увидитесь?

– Не знаю… Выгонит он меня…

– Не выгонит. Привет ему передать?

Обратно Валентин шел пешком. Факты накапливались, думал он, а ответа по-прежнему не было. У него была надежда, что в воскресный вечер он застанет Василия трезвым, но это была робкая надежда. Он постучал в дверь тихо.

Василий сидел без огня и как будто даже обрадовался приходу Валентина; зажег свет, включил плитку.

– Тебе привет от Маруси, – словно между прочим сказал Валентин, – ждет, когда ты ее навестишь.

– Чего? – оторопело спросил Василий, и лицо его неожиданно стало ласковым. – От Маруси? Да ну?

– Ставь чайник. Хорошая девушка, умная, сразу все поняла, не то что ты.

– Сравнили! Маруся, она, конечно, не я… Ругала меня?

– Хвалила…

Теперь Валентину оставалось только ждать. Он наблюдал, как Василий накрывает на стол, и не выдержал:

– Разве так чай заваривают?.. Хлеб надо тоньше резать. Сыру много не режь – не съедим, засохнет. Надо тебе шкафчик какой-нибудь смастерить для продуктов.

Хозяин беспрекословно подчинялся гостю. Валентин снял пиджак и стал пить чай стакан за стаканом. Василий заговорил сам:

– Я вот сидел и ждал, когда ты спросишь: а что же ты, Вася, в воскресенье и трезвый? Недавно в магазин ходил, так каждый встречный и поперечный спрашивал… Я почему пью? Да делать мне нечего, все мои дружки пьют. Все пьют, всем делать нечего… Передовиком я одно время был. Смешно. В газете меня описали, с портретом. Грамоты дали. На собраниях вызывали и везде говорили, что я, мол, передовик. А какой я передовик? И никто не посмотрел, как у меня внутри, на что я годен. Сейчас, говорят, пьяницей стал, и опять никто в душу не заглянет. Наплевать, мол. Надо было – передовика из меня сделали, пьяница получился – заклевали… Очень мне хочется человеком стать, а не получается… Уму-разуму никто не учит. А все эти выговоры – есть они, нет их – ерунда. И не во мне дело. Не я один пью.