Турецкий суд   ::   Нарежный В Т

---------------------------------------------

Нарежный В Т

Турецкий суд



В.Т.НАРЕЖНЫЙ

ТУРЕЦКИЙ СУД

НОВЫЕ ПОВЕСТИ

Площадь в Каире. У правой стороны главная мечеть.

При входе стоят муфтий и великое множество имамов и сантонов [Сантоны в турецких областях, особливо азиятских и африканских, есть род святочтимых угодников, которые, в знак своего мироотвержения, одеты в гнусные одежды, другие полунаги, а иные совсем нагие, всенародно производят бесчинства самые позорные.], поодаль толпы народа разных званий и исповеданий, что приметно по их одежде.

Имамы стоят смиренно, потупя взоры; народ волнуется, а сантоны делают наподобие беснующихся необычайные прыжки и размашки руками, показывая вид яростный.

Муфтий. От имени всего сословия освященных имамов благодарю вас, вдохновенные сантоны, за принятие стороны правой. Ваши грозные телодвижения и сверхъестественные скачки явно открывают всем определение неба, что нечестивые также проворно соскочат в пучину гееннскую, православие возвратится на землю египетскую, и сословие наше поднимет паки поникшую главу свою. Великий пророк с высоты небесной, от среды рая, покоясь на ложах всегда девственных гурий [Смотри: Систему магометанской религии, соч. кн. Кантемира.

(Примечания Нарежного.)], обратит к нам милостивое око свое. Дерзайте, убо, рабы божий! скоро настанет минута, в которую вы окажете народно святую ревность свою! Да постыдятся - паче Абуталеба, все, неверующие святости мужей, которые тслико ревностны в исполнении своих обегов, что без всякого смущения всенародно производят такие дела, на какие не всякий дерзнет и наедине.

Глава сантонов. Кто мог когда-либо сомневаться в святости сантонов, посредством которой, быв еще на земле телом, духом возносятся они на небеса и провидят судьбы человеков. О святые сантоны! о любезные друзья и братья!

в знак нашего восторга пропляшем теперь пляску кровавую!

Все сантоны. Пляску кровавую, пляску смертную!

(Они становятся в кружок, вынимают ножи и начинают неистовую пляску, нанося один другому и самим себе легкие раны, воют дикими голосами под звук бубнов.)

Грек (тихо к Марониту). Чему бы так обрадовались эти сумасшедшие?

Маронит. Не знаю, а думаю, что не перед добром. Спросить было у того турки; подойдем к нему, он должен знать. - "Почтенный мусульманин! открой, пожалуй, что значат эти священные скачки сантонов?"

Турка (важно, не глядя на них,). Не больше, как что один из здешних знатных особ пошлет скоро в дар великому султану неверную свою голову.

Грек (струся). Вот тебе и на! (Отходит.) Я один из важнейших здесь купцов, однако большого греха за собою не знаю. (Тихо к Марониту.) Правда, есть у меня заповедный товарец, посредством которого довольное число турецких, персидских, греческих, армянских и даже эфиопских красавиц поновил я так - понимаешь? - но за это, думаю, не только они, но ни отцы их, ни матери не станут жаловаться.

Маронит (весьма тихо). И я не без греха, но его никто не знает, а это, по-моему, то же, что ничего. - Несколько времени назад проклятый кадий нашего города [Город Каир разделяется на три города, подобно как Москва на пять, Киев на два и проч, (Примеч. Нарежного.)] вымучил у меня сто червонцев за то, что показалось ему, будто я очень умильно смотрел на молодую турчанку, шедшую из бани. Как он недалекий мой сосед, то я знал, что он каждую ночь тайно посещает прекрасную жидовку, благодаря ее за ласковые приемы различными потворствами, различным бездельствам отца ее и всего семейства, и на сем сведении основал план моего мщения.