У цыганок   ::   Элиаде Мирча

Извозчик присвистнул лошади и пошел вслед за Гаврилеску.

- Теперь уж немного осталось, - продолжал он. - Вы чего не садитесь?

- Мне очень жаль, но у меня нет денег.

- Дадите мелочь. Садитесь...

Немного поколебавшись, Гаврилеску не без труда забрался в пролетку. Но едва пролетка тронулась, как голова его упала на подушку и он уснул.

- Да, красота была, - снова заговорил извозчик. - Церковь богатая, народ все чистый... Молодость...

Он обернулся и, увидев, что клиент спит, стал потихоньку насвистывать, лошадь пошла живее.

- Приехали! - крикнул он наконец, спрыгивая с козел. - Однако ворота закрыты...

Гаврилеску взял свою шляпу, поправил галстук и, соскочив с пролетки, принялся искать кошелек с мелочью.

- Не ищите, - сказал извозчик. - Отдадите в следующий раз. Я все равно здесь стоять буду, - прибавил он. - В этот час если какой клиент попадется, то только здесь.

Помахав извозчику шляпой, Гаврилеску подошел к воротам, отыскал звонок и позвонил. Ворота тут же отворились, и, войдя в них, Гаврилеску направился к зарослям, за которыми прятался домик. В окошке мерцал огонек. Гаврилеску робко постучал, но никто не откликнулся, тогда он толкнул дверь и вошел. Старуха спала, положив голову на столик.

- Это я, Гаврилеску, - сказал он, тронув старуху за плечо. - Из-за вас у меня куча сложностей, - прибавил он, видя, что старуха смотрит на него в недоумении.

- Уже поздно, - сказала старуха, протирая глаза. - Все разошлись.

Но, разглядев его, узнала:

- Ах, это ты, музыкант. Немка еще не ушла. Она никогда не спит...

Сердце у Гаврилеску забилось, он задрожал.

- Немка? - повторил он.

- Сто леев, - сказала старуха. Гаврилеску полез за бумажником, но руки его дрожали все сильнее, и, отыскав бумажник среди платков, он уронил его на ковер, пробормотал 'простите' и с трудом наклонился.

- Немного устал. Ужасный был день...

Старуха взяла купюру, встала со стульчика, подошла к двери и с порога указала на большой дом.

- Смотри не заблудись, - сказала она. - Иди прямо по коридору и считай двери. Когда дойдешь до седьмой, постучи трижды и скажи: 'Это я, меня послала старуха'.

Потом, пытаясь скрыть зевок, похлопала по рту ладонью и затворила за собой дверь. Медленно, затаив дыхание шел Гаврилеску к зданию, поблескивавшему под звездами. Поднялся по мраморным ступеням, открыл дверь и на секунду застыл в нерешительности. Перед ним был плохо освещенный коридор, и он вновь почувствовал, как отчаянно заколотилось сердце. Он шел, вслух считая двери. И вдруг, поняв, что произносит: 'Тринадцать, четырнадцать...' - в замешательстве остановился. 'Гаврилеску, - прошептал он, - держись, ты опять перепутал. Не тринадцать, не четырнадцать, а семь. Старуха сказала: отсчитай до седьмой двери'...

Он хотел вернуться и начать счет сначала, но через несколько шагов почувствовал такую усталость, что остановился у первой же двери, три раза постучал и вошел. Это была ничем не примечательная большая гостиная, обставленная почти бедно, а у окна, в полуоборот к нему, сидела молодая женщина и смотрела в сад.

- Простите, - с трудом вымолвил Гаврилеску. - Я не туда попал.

Тень женщины отделилась от окна и неслышно двинулась к нему навстречу, и тут в памяти возник забытый запах.

- Хильдегард! - воскликнул он, выпуская из рук шляпу.

- Как долго я тебя ждала, - сказала, приближаясь, девушка. - Я искала тебя повсюду...

- Я был в пивной, - прошептал Гаврилеску. - Если бы я не пошел с ней в пивную, ничего бы не случилось. Или если бы у меня было немного денег... Но денег не было, и заплатила она, Эльза, и, понимаешь, я почувствовал, что должен... а теперь уже поздно, ведь правда? Очень поздно...

- Какое это может иметь значение? - сказала девушка. - Пойдем же...

- Но у меня нет больше дома, у меня ничего нет. Это был ужасный день...