У самого Черного моря   ::   Авдеев Михаил Васильевич

Когда все разошлись, Любимов сказал адъютанту:

– О сбитом Аллахвердовым самолете запросите подтверждение у наземных войск.

* * *



Зеленая трава сохранилась лишь в зарослях лесозащитной полосы. Деревья стояли густо припудренные седой пылью. Поредевшие кроны белой акации нарядились в гроздья рыжих стручков. Солидную тень ронял на землю только молодой ясень. Здесь и отдыхали летчики, ожидая боевого вылета. Капитунов, положив под голову летный планшет и шлемофон с перчатками, удобно раскинулся на спине и дымил папиросой.

Филатов тоже лежал на спине, вытянув длинные ноги в стоптанных запыленных ботинках. Он закрыл глаза, но не спал – мысли крутились вокруг Аллахвердова. А тот сидел на собственных пятках, прислонясь к стволу ясеня и что-то строгал ножичком. С другой стороны подпирал спиной дерево Минин. Он пристроился на аккуратно сложенном сером, как у товарищей, комбинезоне и, положив на колени планшет, сочинял жене письмо. Она работала в другом городе в авиамастерских и скорее всего никуда не уехала.

– Послушай, Мустафа, – первым заговорил Капитунов. Мустафой он прозвал Аллахвердова давно. – А сбитый тобой фриц уже, наверное, в раю…

Лицо Аллахвердова расплылось в улыбке.

– Да простит мне аллах сей грех, – пошутил он.

– Ты точно видел, что он упал? – продолжал Капитунов, не поворачивая головы.

– Лопнули б мои глаза, – поклялся Аллахвердов. – У совхоза «Червонный чабан» в землю врезался. – Он перестал строгать.

– Сейчас пойдем на задание – покажешь.

– Не верите? – вспылил Аллахвердов. – Я уничтожил фашиста, а видел кто, не видел-он все равно сгорел.

– А чего ж кипятишься? – пробасил Филатов. Капитунов повернулся на бок, испытующе посмотрел на Аллахвердова.

– Верю, охотно верю, Мустафа, – сказал он. – Честь тебе и хвала. А за то, что ты меня подленько бросил, как самая последняя… – Капитунов перехватил взгляд Минина, осекся. В его присутствии никто никогда не сквернословил. – Ладно. Уточнять не будем. Кляузу не охота разводить. Подкрадись сзади парочка гуляющих «мессеров» – дорого бы нам обошелся твой фриц.

– Так долго не навоюем, – рассудительно сказал Минин. – Пусть ты бросил нас не в бою, пусть над своей территорией погнался за одиночным «сто девятым», пусть даже сбил его, все равно ты нас предал. А в твоем докладе командиру получается вроде бы мы тебя бросили, и не где-нибудь, в бою…

– О твоем поступке, Аллахвердов, я, как ведущий группы, обязан буду доложить командиру, – строго сказал Филатов.

– Лучше видеть в хвосте врага, чем узнать, что тебя бросил ведомый, спокойно и твердо закончил свою мысль Минин.

– Я попрошу, – заявил Капитунов, – чтобы вместо тебя дали мне кого-нибудь из молодых.

Аллахвердов вскочил на ноги. Черные, лучистые глаза его повлажнели.

– Честное комсомольское, я сбил «мессершмитта». Я хотел… Я не думал… Какой-же я предатель? Товарищ старший лейтенант, не отказывайтесь от меня. Слово даю-никогда такого не будет…

Капитунов тоже встал, смахнул с брюк сухой листочек белой акации, одернул китель. Поднялись Филатов и Минин.

– Черт с тобой, – сказал Капитунов сухо. – Но если еще раз откроешь мой хвост всякой фашистской сволочи, – он хотел ввернуть крепкое словцо, но только выставил щитом ладонь в сторону Минина. – Уточнять не будем… Я сам изуродую тебя почище, чем бог черепаху. Пусть потом обоих судят.

Аллахвердов скрестил руки на груди.

– Клянусь, никогда этого не случится, – пообещал он.

Филатов обвел всех строгим испытующим взглядом.

– Что ж, если Минин согласен, – подытожил он, – весь этот неприятный разговор останется между нами. – Минин кивнул головой. – Вам, товарищ младший лейтенант, придется попросить извинения у старшего политрука.