Учитесь плавать (сборник)   ::   Дебрянская Евгения

Окружить себя идиотками, это она всегда умела, хорошо, что она умерла, очень хорошо, куда весь этот сброд без нее? Нет, нет, только не ко мне, надо сразу же, с первых же слов сказать решительное «нет», а лучше вообще ничего не говорить, не глядеть на них даже, просто положить цветы и выйти…

На пятом этаже дорогу перегородил здоровый пьяный мужик:

— На похороны? Ну, слава Богу, проходите, гостем, желанным гостем будете, — шумел он, жестом приглашая в квартиру. — Горе-то какое, горе, — приветливо улыбалась его жена, — проходите, проходите, я сейчас, — она юркнула в темный небольшой коридор, но через секунду появилась, неся на тарелке три граненых стопки водки:

— Ну, — она продолжала ласково улыбаться, — как говорится, пусть земля ему будет пухом.

— Погоди, — мужик властно накрыл стопки ладонью, — не торопись, мать, сначала за тебя, не позволю, чтоб сперва за меня, ты ж все-таки женщина, — он смиренно посмотрел на нее, — и гостью уважь, она тоже женщина. Можно и за нее сначала, но лучше по старшинству. Так что, Мария, пусть земля пухом будет тебе.

Женщина неловко поклонилась и выпила. Я тоже было потянулась к рюмке, но после мужниных слов оторопело посмотрела на обоих:

— То есть как это пухом?

Сморщенное на секунду в гримаске лицо женщины разгладилось и заулыбалось вновь:

— Живем мы одни, деток Бог не дал, а возраст-то берет свое, того и гляди не сегодня завтра сандалии кинем. Он ведь, идол-то мой, всю грудь мне иссушил. Нет, тут важно подготовиться, чтоб комар носу не подточил, насмотреться друг на друга, душу умастить слезами, наплакаться, людей принять по-человечески, а не как свиней, видели, что на восьмом-то делается? Да вы пейте, пейте.

Я машинально взяла стопку:

— Пухом.

Женщина низко, почти в пояс поклонилась.

— И мне, наконец, — мужик налил еще и еще, пили, не закусывая.

Я стала оглядываться по сторонам, кому бы еще такого счастья пожелать.

— Сделай милость, завтра приходи, авось будем живы. Завтра-то наверняка еще, — они, поддерживая друг друга, попятились, притворяя дверь.

Голова шла кругом от выпитого. Вверху хлопнула дверь лифта, отчетливо послышались торопливые шаги и хриплый мужской голос:

— Все. Приехали. Отойди, отойди, кому говорят, мать твою.

"Это хорошо, что я уже пьяная, ах, зачем я в этом платье, сразу заметят, и цветы бросятся в глаза, я как-то вдруг и будто впервые осознала, что сейчас войду в квартиру, в которой тебя, живой, уже нет, и много чужих людей, вся мебель сдвинута к стене, многие вещи утеряны, растасканы", — тяжелые рыдания подступили к горлу.

— Да вы никак уже пьяны? О! Народец пошел, до гроба-то хоть доползете? Еше три этажа, — передо мной выросла все та же ветхая старушка, оттерла меня от двери и прильнула к ней сама, заковыряла ключом, — нет, это никогда не закончится! Так-то жить мож-н-о-о-о! Все на пьяную голову: и родят и мрут.

Я, держась за перила, стала подниматься дальше, вверх по ступеням, ближе к голосам, положив для себя уж точно оставить цветы и, не говоря ни слова, удалиться.

Разумеется, я не удалилась. В квартиру, как и говорила старушка, не так-то просто было попасть. Народ толпился уже на подступах к этажу. Лица все были незнакомые. На меня никто не обратил внимания. Все тянули головы кверху в сторону двери. Туда только что втащили гроб. Я кое-как протиснулась следом.

Посреди комнаты на стуле стояла бритая наголо девица, затянутая в щегольские лайковые штаны. Гроб поставили на стол, рядом с ней. Он был заколочен. Чудно сознавать, что ты лежишь под крышкой. Руки на груди сложены крестом. Интересно, в джинсах или нет?

Девица держала какие-то листки и готовилась к речи. Вокруг все нервничали, переговаривались, курили. Цветов я и впрямь нигде не увидела, как впрочем, не было приличествующих этому моменту поминальной водки и зашторенных черным зеркал.

Наконец девица обвела всех строгим испытующим взглядом:

— Товарищи, попрошу соблюдать тишину. Хочу напомнить, зачем мы сюда собрались.