Восемь шагов по прямой   ::   Гоник Владимир

Так было всегда, вечный закон, другого нет, но трибуны по-прежнему будут нетерпеливо требовать и лихорадочно молить, и кто-то горячий и неопытный будет рваться в клочья, забыв себя, как ты когда-то, как сейчас Пашка, так будет после нас, - и что же дальше, что еще?

Он ступил на лед и стал медленно раскатываться вдоль борта, волоча за собой клюшку, как страшную тяжесть. Парни нерешительно вышли на лед и остановились.

- Веселей! - крикнул Пашка через все поле.

Они нелепо выглядели на льду в своих куртках с блестящими пуговицами, в длинных брюках, с которых сзади на коньки свисали нитки.

Грунин подвез и сунул им в руки клюшки, парни медленно покатились, а потом стали горячиться, стучать клюшками о лед и неумело гонять шайбу.

- Не робей! - крикнул Грунин и закружил вокруг них, засновал причудливыми резкими зигзагами, мелко-мелко сучил клюшкой, ведя шайбу, внезапно, без замаха ударял со страшной силой ею в борт и снова подхватывал.

Рогов спокойно, как в игре, выкатился вперед, угадал следующий шаг Пашки, поймал его на бедро и резко разогнулся. Грунин перелетел через него как через забор. Коньки взлетели, блеснули в воздухе и прочертили полный круг; Рогов медленно покатил дальше.

- Ух, ты! - восхищенно охнул высокий.

Маленький в восторге махнул кулаком:

- Во дал!

Пашка приподнялся и с уважением сказал:

- Как ты меня подловил...

Команда собиралась на льду.

Мальчишки стояли у борта и во все глаза пялились на игроков. Впервые они их видели так близко, наяву, могли слышать каждое слово и даже находились с ними на одном катке, вроде тренировались вместе.

Игроки постепенно ускоряли бег. Рогов подъехал к мальчишкам.

- Хотите посмотреть тренировку, снимите коньки и садитесь на трибуну, - сказал он и уехал работать.

Он забыл о них. На бегу он падал на колени, на живот, резко вскакивал, ездил в свинцовом поясе, водил по льду диск от штанги, отрабатывал рывки, пристегнутый к борту тугим резиновым жгутом, а потом одного за другим принимал на себя стремглав бегущих нападающих и без передышки падал под шайбы, летящие от нескольких игроков, закрывая собой ворота, и сам стрелял по воротам; всей пятеркой они подолгу наигрывали комбинации и без жалости бросали друг друга на лед, потому что в игре их никто не жалел. Рогов взмок, пот скатывался со лба и заливал глаза, а по спине бежали струйки.

Это была его обычная ежедневная работа, в которой у него не было секретов и которую он всегда старался делать хорошо.

Сколько пота он пролил на этот лед за все годы, едкого пота настоящей мужской работы, но вот только в чем результат - в замирании ли трибун, в счете ли шайб, в неистовом мгновении победы, во множестве забытых игр или в тех немногих, которые помнятся?

После тренировки команда мылась под душем. Голоса, плеск воды, шлепки ладоней и смех сливались в гулкий неразборчивый шум.

Вот они, небожители, все голые, все на кривых ногах, потому что давно на коньках, мощные торсы и плечи под струями воды - сейчас всего лишь шумная компания здоровых молодых мужчин. Но вот наступает момент, когда они в яркой форме, в шлемах, под стать друг другу выходят один за другим на лед - выпрыгивают и катятся в свете всех фонарей, и гремит музыка, и тысячи людей замирают на трибунах и миллионы по всей стране, - у всех захватывает дыхание и волнение сжимает сердце, и тогда они - Команда!

Все знают каждого по фамилии и по имени, но на льду они одно существо - Команда, их принимают как одно существо, и гордятся ими как одним существом, и любят как одно существо - неизменной вечной любовью.

Рогов стоял под горячей водой, едва можно было терпеть. Товарищи резвились в облаках пара.

- Рог наш воспитателем в детский сад устроился...

- Леша, платят прилично?

- "Я, го-о-рит, с детства мечту имел..."

Все громко смеялись, но не зло, его любили. Он не наблюдал издали, когда в игре задирали товарища, а первым кидался на выручку, оттирая обидчиков, или устраивал им "шлагбаум": брал клюшку поперек груди и удерживал их до тех пор, пока страсти не угасали.