Устрицы под дождем   ::   Робски Оксана

И разве все остальные не делают то же самое?

Она сможет сколько угодно времени проводить у него на кладбище.

Она никогда не видела, как выглядят кладбища. Наверное, как утренняя постель. Когда сам уже встал, а белье, уже позабывшее человеческое тепло, валяется скомканным и холодным. Но его можно оживить. Стоит только залезть обратно под одеяло и согреть его своим теплом.

Можно ли согреть своим теплом его могилу?

Она сможет.

И она сможет выжить в этом мире, где нет его.

Оля вдруг почувствовала себя совершенно свободной. Потому что свобода – это когда не надо притворяться перед самой собой. А перед остальными – не важно.

Она услышала шум в коридоре.

Почему-то поняла, что происходящее имеет к ней непосредственное отношение.

Открыла дверь.

Заведующая отделением, высокая пожилая женщина с неестественно убранными вверх волосами держала за руку молодую девушку, которая рвалась почему-то в Олину комнату.

– Санитаров! Быстро! – кивнула завотделением нянечке в черной вязаной шапочке.

Я глаза ей выцарапаю! – кричала девушка. – Да кто она такая! Как она смела с моим мужем!

Ангелина Петровна изо всех сил удерживала молодую Володину жену, которая увидела Олю через открытую дверь и начала визжать на все отделение.

– Сучка! Я тебе ноги повырываю! Тварь!

Оля хотела улыбнуться, но передумала.

Вернулась в комнату и закрыла за собой дверь.

В конце коридора показались санитары. Они легко схватили девушку и по знаку Ангелины Петровны на руках отнесли в ее кабинет.

Прибежала медсестра со шприцом.

Володина жена перестала биться, сникла на стуле, опустив голову.

На столе зазвонил телефон.

– Алло,– устало ответила Ангелина Петровна, – да, это я. Кто дал мой телефон? Аркаша? Боже,, что с ним? Что значит прыгнул с моста?! Девушка! – Ангелина Петровна кричала в трубку. – Вы понимаете, что вы говорите? – Она села в кресло рядом с женой Вовчика. – Да… да… жив?.. В воду?.. Хорошо… Спасибо… Я сейчас приеду… да… да… я поняла.

Она повесила трубку. Вскочила. Схватила сумку. Обернулась на девушку. Та махнула рукой.

Ангелина Петровна положила сумку обратно. Взяла девушку за руку.

– Мне надо ехать, – сказала она. – У Аркаши перелом ноги и сломаны ребра. Я провожу тебя в процедурную. Побудешь здесь часа два и поедешь домой. Все образуется.

– Ладно. – Девушка кивнула. – Вы меня извините.

– Ничего. Я все понимаю. Ты, главное, не думай, что жизнь закончилась. Хорошо?



40

Осенью легко быть счастливой. Теплый уютный плед, горячий чай, свежеиспеченный пирожок с капустой. Или с яйцом и зеленью.

А вокруг – десятки добрых и любопытных глаз. Можно быть одновременно добрым и любопытным? Можно совмещать пороки и добродетели? Нельзя, но все так делают.

Или: можно, если ты родился журналистом.

Вспышки фотокамер. Улыбка в один объектив, улыбка в другой.

– Пожалуйста, не снимайте, когда я жую пирог!

– Сколько времени вам не давали еду?

– Вы сказали, что самое страшное – голод, расскажите про ваши ощущения.

– На сколько килограммов вы поправились после вашего побега из заточения?

– Вы упоминали, что ваш похититель праздновал с вами ваши дни рождения. Он приносил вам торт со свечами? Какие чувства вы испытывали?

– Вам приходилось оставаться интересной для вашего похитителя, чтобы он приходил к вам снова и снова и приносил еду? Что конкретно вы делали для этого?

– Восемь лет вы знали про внешний мир только из передач по радио. Какой канал вы слушали? Были ли какие-то предпочтения у вашего похитителя?

– Вы были восьмилетней девочкой, когда вас закрыли в темном сыром подвале. Закрыли на восемь лет. Что помогло выжить? О чем мечтали?

– Какое ваше самое сильное впечатление после того, как оказались на свободе?

Осенью легко быть счастливой. Осенью можно скрыться под цветастым нарядным зонтиком.