Уже нет прежней игры   ::   Рыбас Святослав Юрьевич

В шахтерском городе, где все были заняты трудным и рискованным делом добычей угля, любили Зосимова. Люди уходили засветло под землю и поднимались на-гора обессиленные работой, и для полноты жизни нужен был какой-то выход, возможность другой, легкой и яркой жизни, которую они мечтали построить. Они видели эту возможность в Зосимове. Он бежал по зеленому полю земли, и над ним всегда было небо, а не сотни метров глухой враждебной породы. Он бежал по зеленому полю и гнал легкий мяч, и казалось, что его высокое поджарое тело в красной майке - это их натруженные широкие тела, жаждущие свободы движений и рожденные для радости. Люди переселяли себя в Зосимова, и в нем сбывались их хрупкие надежды. "Зося, беги!" - орала над полем тысячеголосая тоскующая душа людей, благодарная своему любимцу за самое его существование.

И этот рев не мог не задеть Анищенко.

Покажи им, Зосимов, отомсти за нас всех, беги, Зосимов, по зеленому полю земли!..

Анищенко тоже кричал что-то бегущему человеку, но потом он ни слова не мог вспомнить, и лишь опустошающее чувство высвобождения оставалось в нем, и он, смешиваясь с толпой, медленно брел дамой, в общежитие, по мосту через вытянутый ставок, и мост гудел под ногами, и в темной вечерней воде отражалась тень терриконника, окрашенная по бокам малиновым закатом. Он завидовал Зосимову и переходил с курса на курс. Время шло, и все ближе становился тот момент, когда Зосимов должен был уйти из жизни Анищенко, уйти и освободить его от счастливого соперника, от этой унизительной близости счастливца и неудачника. И поэтому, когда Вера Забавина вышла замуж за Зосимова, он не очень горевал. Время ведь шло и несло с собой перемены...

Горный инженер Анищенко если и не забыл о тяготах, то, во всяком случае, расстался с ними. Тогда еще не знали понятия "молодой специалист" его назначили главным механиком Рутченковского рудника. С тех пор и стал он Николаем Антоновичем. В качестве личного транспорта ему выделили пегую лошадь Дуче. Он работал как черт. Уже ничего не боялся, позволял себе обрывать на совещаниях управляющего рудником, не выполнять указаний треста и не всегда прислушиваться к звонкам из райкома.

Днем Анищенко проводил наряды, метался по подземным выработкам, и совсем неизвестно было, спит ли он по ночам. По ночам его почти всегда поднимал телефонный звонок, и главный механик скакал на своей Дуче на рудник.

Аварии его бесили. В них не было никакого смысла и порядка, одна тупая случайность. И, выезжая на-гора после тяжелой аварии, Анищенко с усмешкой вспоминал легкое движение Зосимова по зеленому полю.

Стахановское движение только-только начиналось, и райком предложил провести на рудниках и шахтах неделю ударного труда. Каждый день отмечался перевыполнением плана. Где на четверть, где на половину, а где и вдвое. И лишь на Рутченковском добыча слегка упала.

А дело было в том, что Анищенко имел свои соображения, и он проводил в это время очередной ремонт и ревизию забойного оборудования. Управляющего он убедил ежедневно спускаться под землю, а на звонки из треста отвечала секретарша. Они выезжали на поверхность поздно, так что были неуловимы.

Но в конце ударной недели на рудниках упала производительность: горели изношенные электродвигатели, выходили из строя компрессоры, лопались коммуникации сжатого воздуха, и электровозы громоздились на рельсах. Тогда же Рутченковский вырвался вперед и закончил соревнование совсем не последним, как раз в середине. Однако работа тут не кончилась: надо было и дальше качать уголек. А из всех лишь Рутченковский рапортовал о досрочном завершении годового плана.

За тот провал полетели многие головы в тресте, а Анищенко стал там главным механиком. Шел ему двадцать седьмой год.