В день плюща   ::   Джойс Джеймс

---------------------------------------------

Джеймс Джойс

В день плюща [1]

*

Старый Джек сгреб золу куском картона и старательно разбросал ее поверх груды побелевших углей. Когда груду углей прикрыл тонкий слой золы, лицо старика погрузилось во тьму, но как только он начал раздувать огонь, сгорбленная тень выросла позади на стене, и лицо вновь выступило из мрака. Это было старческое лицо, очень худое, заросшее волосами. Слезящиеся от огня голубые глаза мигали, и он без конца жевал слюнявым, беззубым ртом. Угли занялись, он прислонил картон к стене, вздохнул и сказал:

— Так-то лучше, мистер О'Коннор.

Мистер О'Коннор, седеющий господин, лицо которого безобразило множество угрей и прыщей, только что скрутил папироску, но, услышав обращение, задумчиво раскрутил ее. Потом он снова начал свертывать папироску и после минутного раздумья лизнул бумажку.

— Мистер Тирни не говорил, когда вернется? — спросил он хриплым фальцетом.

— Нет, не говорил.

Мистер О'Коннор сунул папиросу в рот и начал шарить по карманам. Он извлек пачку тоненьких карточек.

— Я вам дам спичку, — сказал старик.

— Не трудитесь, все в порядке, — сказал мистер О'Коннор. Он достал одну карточку и прочел:



МУНИЦИПАЛЬНЫЕ ВЫБОРЫ.

Район Королевской биржи.

Мистер Ричард Дж. Тирни, П. С. Б., [2] покорнейше просит Вас предоставить ему Ваш голос и Ваше содействие на предстоящих выборах в районе Королевской биржи [3] .



Мистер О'Коннор был нанят агентом мистера Тирни для обхода избирателей в одном из участков квартала, но погода была ненастная, ботинки у него промокали, и потому он просиживал большую часть дня у камина в штабе комитета на Уиклоу-Стрит вместе со старым Джеком, который сторожил помещение. Они сидели здесь с тех пор, как начало смеркаться. Было 6 октября, холодный сумрачный день.

Мистер О'Коннор оторвал полоску от карточки, зажег и прикурил от нее. Пламя осветило темный и глянцевитый листок плюща у него в петлице. Старик внимательно посмотрел на него, потом снова взял картон и принялся медленно раздувать огонь, его собеседник курил.

— Да, да, — сказал он, продолжая разговор, — почем знать, как нужно воспитывать детей. Кто бы мог подумать, что он пойдет по этой дорожке. Я его отдал в школу Христианских братьев, делал для него что мог, а он вот пьянствует. Пробовал я его в люди вывести.

Он медленно поставил картон на место.

— Состарился я теперь, а то бы я ему показал. Взял бы палку да и лупил бы, покуда сил хватит — как прежде бывало. Мать, знаете ли, она его избаловала — то да се...

— Вот это и губит детей, — сказал мистер О'Коннор.

— Оно самое, — сказал старик. — И хоть бы благодарны вам были, а то — одни дерзости. Как увидит, что я выпил рюмочку, знай начинает мной командовать. Чего ждать, когда сыновья так обращаются с отцами.

— Сколько ему лет? — спросил мистер О'Коннор.

— Девятнадцать, — ответил старик.

— Почему вы не пристроите его к делу?

— Как же, чего только я не придумывал для этого забулдыги с тех пор, как он кончил школу. «Я тебя кормить не стану, — говорю я. — Ищи себе место». А когда найдет место, еще того хуже — все пропивает.

Мистер О'Коннор сочувственно покачал головой, старик замолчал, глядя на огонь. Кто-то открыл дверь в комнату и крикнул:

— Эй! Что тут у вас, масонское собрание, что ли?

— Кто там? — спросил старик.

— Что вы тут делаете в темноте? — спросил чей-то голос.

— Это вы, Хайнс? — спросил мистер О'Коннор.

— Да. Что вы тут делаете в темноте? — сказал мистер Хайнс, вступая в полосу света.

Это был высокий, стройный молодой человек со светло-каштановыми усиками. Капельки дождя дрожали на полях его шляпы, воротник пальто был поднят.

— Ну, Мэт, — сказал он мистеру О'Коннору, — как дела?

Мистер О'Коннор покачал головой.