В долине Маленьких Зайчиков   ::   Рытхэу Юрий Сергеевич

Люди гуськом спускались в стойбище. У порога яранги Локэ горел маленький священный костер, зажженный из стружек. По обычаю, возвращающиеся с похорон отряхивались над ним, чтобы не внести в жилище черную силу, унесшую к верхним людям умершего.

– Глядите, человек! – сказал Инэнли, показав на вершину холма.

– Он встал! – в ужасе воскликнул Мивит.

– Безумный! – накинулся на него Арэнкав. – Не может встать похороненный! Не видишь – этот человек одет!

Человек на вершине горы что-то крикнул и скрылся.

– Это он! – закричал Эльгар и пустился бегом.

Никто не ожидал такой резвости от дряхлого шамана. Что-то удерживало Коравье пуститься вслед за ним. Сила, большая, чем страх, приковала его ноги к снегу и заставляла не отрываясь смотреть на вершину холма, ставшего отныне священным.

Вместо человеческой фигуры там показалась собачья упряжка и понеслась к стойбищу.

– Это не он! – с явным облегчением произнес Арэнкав. – Это живой человек, гость.

Вася Еттытегин, каюр управления строительства обогатительного комбината, спускался с холма.

Только что он был свидетелем похорон, которые потрясли его, человека, выросшего на побережье, в колхозном поселке у залива Креста. Еттытегин уже год работал после окончания средней школы и считал себя бывалым человеком. Ему приходилось много ездить по тундре, но того, что он увидел сегодня, никогда не доводилось встречать. Будто перед ним ожили слова отцовских сказок о прежней жизни чукчей.

Еттытегин подъехал к стойбищу и притормозил нарту.

– Коравье! – повелительно сказал Арэнкав. – Поговори с гостем.

Вечернее солнце, многократно отраженное ледяными вершинами, медленно закатывалось.

– Етти, – сказал Коравье, подойдя к нарте.

– Ии, тыетык – приветливо сказал Еттытегин, встал с нарты и пожал руку пастуху.

– Какомэй! – произнес Инэнли. – Хватается за руки!

– Ты настоящий человек? – спросил Коравье.

– Да, – ответил Еттытегин и назвал свое имя.

– А меня зовут Коравье, – сказал пастух. – Подъезжай вон к той яранге. Это мое жилище. Там привяжи собак и жди меня.

– Хорошо, – согласился Еттытегин и поехал вперед.

Еттытегин встречал не первое оленеводческое стойбище. Но стойбища, в которых ему доводилось бывать до сегодняшнего дня, не так уж разительно отличались от прибрежных. То здесь, то там можно было увидеть антенну батарейного приемника и почти обязательным стал домик на полозьях с красным флагом и прожектором на крыше.

Утомленные собаки шли медленно, и Еттытегин с любопытством озирался кругом. Стойбище, лежащее перед ним, казалось сошедшим на землю с разрисованных клыков уэленских мастеров. Вот похоронная процессия подошла к большой яранге. Люди потолкались у входа, тщательно отряхивая кухлянки над костром.

Еттытегин остановил упряжку возле яранги, на которую указал Коравье. На улице никого не было. Еттытегин сидел на нарте и курил папиросу. Он видел, как изредка колыхалась занавесь из замши, заменяющая дверь. Кто-то с любопытством смотрел на него, не смея подойти. Даже вездесущих ребятишек, первыми встречающих приезжего гостя в любом стойбище, здесь не было.

Ждать пришлось долго. Всем обликом и манерой речи озадачил его Коравье. Спросил, действительно ли Еттытегин настоящий человек. Еттытегин попытался в мыслях взглянуть со стороны на себя. Что могло навести на мысль, что он не настоящий чукча? Одет в камлейку. Правда, на ногах вместо торбазов унты из собачьего меха…

Тем временем в яранге Локэ шел громкий разговор. На широких деревянных блюдах стыла поминальная еда.

– Надо выгнать его! – горячился Мивит.

– Пусть едет обратно в свой колхоз! – поддакнул ему Эльгар, успевший оправиться от испуга.

– Гость есть гость, – сухо отрезал Арэнкав.