В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Может быть потому, что уже тогда Свобода Кончаковна была просватана за Владимира Игоревича? В рассматриваемом 1185 году, наконец, - кто помог Игорю бежать из плена? Половец же! Половец Овлур, которого Игорь затем "учинил вельможею". А Кончаковна привезла потом Игорю внука... За укрытие этих фактов я предлагал бы привлечь к ответственности еще и Автора Слова, затем музыкального критика Стасова, проглядевшего изменнические тенденции в опере Бородина, ну и, наконец, графа Мусина-Пушкина, ибо не мог же он быть непричастен к сожжению единственной рукописи Слова? Явно, что кто-то, кому это выгодно, {заметал следы}. [23] И Челнов отступил, показывая, что он кончил. Все та же слабая улыбка была на его губах. Молчали. - Но кто же будет защищать подсудимого? Ведь человек нуждается в защите! - возмутился Исаак Каган. - Нечего его, гада, защищать! - крикнул Двоетесов. - Один Бэ - и к стенке! Сологдин хмурился. Очень смешно было, что говорил Рубин, а знания Челнова он тем более уважал, но князь Игорь был представитель как бы рыцарского, то есть самого славного периода русской истории, - и потому не следовало его даже косвенно использовать для насмешек. У Сологдина образовался неприятный осадок. - Нет, нет, как хотите, а я выступаю на защиту! - сказал осмелевший Исаак, обводя хитрым взглядом аудиторию. - Товарищи судьи! Как благородный казенный адвокат, я вполне присоединяюсь ко всем доводам государственного обвинителя. - Он тянул и немного шамкал. - Моя совесть подсказывает мне, что князя Игоря не только надо повесить, но и четвертовать. Верно, в нашем гуманном законодательстве вот уже третий год нет смертной казни, и мы вынуждены заменять ее. Однако, мне непонятно, почему прокурор так подозрительно мягкосердечен? (Тут надо проверить и прокурора!) Почему по лестнице наказаний он спускается сразу на две ступеньки - и доходит до двадцати пяти лет каторжных работ? Ведь в нашем уголовном кодексе есть наказание, лишь немногим мягче смертной казни, наказание, гораздо более страшное, чем двадцать пять лет каторжных работ. Исаак медлил, чтоб вызвать тем большее впечатление. - Какое же, Исаак? - кричали ему нетерпеливо. Тем медленнее, с тем более наивным видом он ответил: - Статья 20-я, пункт "а". Сколько сидело их здесь, с богатым тюремным опытом, никто никогда не слышал такой статьи. Докопался дотошный! - Что ж она гласит? - выкрикивали со всех сторон непристойные предположения. - Вырезать ...? - Почти, почти, - невозмутимо подтверждал Исаак. [24] - Именно, духовно кастрировать. Статья 20-я, пункт "а" - объявить врагом трудящихся и изгнать из пределов СССР! Пусть там, на Западе, хоть подохнет! Я кончил. И скромно, держа голову набок, маленький, кудлатый, отошел к своей кровати. Взрыв хохота потряс комнату. - Как? Как? - заревел, захлебнулся Хоробров, а клиент его подскочил от рывка машинки. - Изгнать? И есть такой пункт? - Проси утяжелить! Проси утяжелить наказание! - кричали ему. Мужик Спиридон улыбался лукаво. Все разом говорили и разбредались. Рубин опять лежал на животе, стараясь вникнуть в монголо-финский словарь. Он проклинал свою дурацкую манеру выскакивать, он стыдился сыгранной им роли. Он хотел, чтоб его ирония коснулась только несправедливых судов, люди же не знали, где остановиться, и насмехались над самым дорогим - над социализмом.

56

А Абрамсон, все так же прижавшись плечом и щекою ко взбитой подушке, глотал и глотал "Монте-Кристо". Он лежал спиной к происходящему в комнате. Никакая комедия суда уже не могла занять его. Он только слегка обернул голову, когда говорил Челнов, потому что подробности оказались для него новы.