В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

[16]

55

Рубин заговорил с такой легкостью и складом, будто глаза его действительно скользили по бумаге (его самого судили и пересуживали четыре раза, и судебные формулы запечатлелись в его памяти): "Обвинительное заключение по следственному делу номер пять миллионов дробь три миллиона шестьсот пятьдесят одна тысяча девятьсот семьдесят четыре по обвинению ОЛЬГОВИЧА ИГОРЯ СВЯТОСЛАВИЧА. Органами государственной безопасности привлечен в качестве обвиняемого по настоящему делу Ольгович И.С. Расследованием установлено, что Ольгович, являясь полководцем доблестной русской армии, в звании князя, в должности командира дружины, оказался подлым изменником Родины. Изменническая деятельность его проявилась в том, что он сам добровольно сдался в плен заклятому врагу нашего народа ныне изобличенному хану Кончаку, - и кроме того сдал в плен сына своего Владимира Игоревича, а также брата и племянника, и всю дружину в полном составе со всем оружием и подотчетным материальным имуществом. Изменническая деятельность его проявилась также в том, что он, с самого начала поддавшись на удочку провокационного солнечного затмения, подстроенного реакционным духовенством, не возглавил массовую политико-разъяснительную работу в своей дружине, отправлявшейся "шеломами испить воды из Дону", - не говоря уже об антисанитарном состоянии реки Дон в те годы, до введения двойного хлорирования. Вместо всего этого обвиняемый ограничился, уже в виду половцев, совершенно безответственным призывом к войску:

"Братья, сего есмы искали, а потягнем!" (следственное дело, том 1, лист 36).

Губительное для нашей Родины значение поражения объединенной новгород-северской-курской-путивльской-рыльской дружины лучше всего охарактеризовано слова[17] ми великого князя киевского Святослава:

"Дал ми Бог притомити поганыя, но не воздержавши 'уности." (следственное дело, том 1, лист 88).

Ошибкой наивного Святослава (вследствие его классовой слепоты) является, однако, то, что плохую организацию всего похода и дробление русских военных усилий он приписывает лишь "уности", то есть, юности обвиняемого, не понимая, что речь здесь идет о далеко рассчитанной измене. Самому преступнику удалось ускользнуть от следствия и суда, но свидетель {Бородин} Александр Порфирьевич, а также свидетель, пожелавший остаться неизвестным, в дальнейшем именуемый как {Автор Слова}, неопровержимыми показаниями изобличают гнусную роль князя И.С. {Олъговича} не только в момент проведения самой битвы, принятой в невыгодных для русского командования условиях

метеорологических:

"Веют ветры, уж наносят стрелы, На полки их Игоревы сыплют...",

и тактических:

"Ото всех сторон враги подходят, Обступают наших отовсюду", (там же, том 1, листы 123, 124, показания Автора Слова),

но и еще более гнусное поведение его и его княжеского отпрыска в плену. Бытовые условия, в которых они оба содержались в так называемом плену, показывают, что они находились в величайшей милости у хана Кончака, что объективно являлось вознаграждением им от половецкого командования за предательскую сдачу дружины. Так например, показаниями свидетеля Бородина установлено, что в плену у князя Игоря была своя лошадь и даже не одна:

"Хочешь, возьми коня любого!" (там же, том 1, лист 233). [18] Хан Кончак при этом говорил князю Игорю:

"Все пленником себя ты тут считаешь. А разве ты живешь как пленник, а не гость мой?" (там же, том 1, лист 281)

и ниже:

"Сознайся, разве пленники так живут?" (там же, том 1, лист 300).

Половецкий хан вскрывает всю циничность своих отношений с князем-изменником:

"За отвагу твою, да за удаль твою Ты мне, князь, полюбился." (следственное дело, том 2, лист 5).

Более тщательным следствием было вскрыто, что эти циничные отношения существовали и" задолго д о сражения на реке Каяле:

"Ты люб мне был всегда" (там же, лист 14, показания свидетеля Бородина),

и даже:

"Не врагом бы твоим, а союзником верным, А другом надежным, а братом твоим Мне хотелось бы быть..." (там же).