В ночь после битвы   ::   Воровский В

Такой развязности мародеры набираются лишь после битвы. Раньше только г-н Арцыбашев рискнул однажды (в своем "Санине") поставить вопрос на эту почву, да и то дело окончилось скандалом,- хотя все это происходило не так давно - в начале 1907 года. К концу года настроение "улучшилось", и "Санин" мог свободно появиться отдельным изданием; одновременно выступил и г-н Сологуб.

Он сделал попытку написать порнографическо-политический роман, пропитать порнографию духом революционного движения (и не иначе, как социал-демократического), а революцию просалить порнографией. Получился социал-демократический свальный грех. Правда, порнографическая цельность романа от этого не выиграла, но зато социал-демократия оказалась загаженной,- а на большее, вероятно, честолюбие нашего мародера и не претендовало.

Эта претенциозная, бездарная во всех смыслах "Творимая ерунда" не заслуживала бы ни малейшего внимания, если бы она не являлась характерным показателем общественной гнилости **. Уже тот факт, что такие вещи могут писаться, а тем более печататься, а еще па

* Замечательно характерна в этом отношении статья г-на Горнфельда о "Тъме", напечатанная в "Товарище" 10.

** С ней приходится отчасти считаться и потому, что она преподносится издательством "Шиповник", составившим себе во время оно репутацию большей разборчивости и лучшего вкуса.

171

че - читаться публикой, стоит того, чтобы на нем остановиться. Г-н Сологуб не из тех писателей, которые твердо и неизменно проводят свои мысли и взгляды. Он умеет писать в "Русской мысли" реалистические вещи11, а на страницах альманахов "Шиповника" - декадентские. Он вообще представляет тип вечно начинающего писателя, ибо, при всяком повороте общественных вкусов, он меняет свой вкус и начинает писать в новом жанре. Такие писатели-флюгера весьма ценны, как показатели общественных ветров; вот почему мы оказываем данному произведению г-на Сологуба внимание, не заслуженное ни его художественной, ни идейной ценностью.

Содержание романа Федора Сологуба мы передавать не станем; да его и нет. Есть ряд эпизодов, есть какие-то таинственные, нелепые события и намеки, граничащие с прямым издевательством над публикой, но содержания нет. Мы приведем только некоторые типы и эпизоды, достаточно ярко указывающие на мародерский характер и цели этого романа.

Триродов, Георгий Сергеевич, социал-демократ. "Вы знаете, я не очень партийный",- говорит он про себя. Прошлое его темное: anamnesis уголовный, с намеками на садизм, хотя он делает вид, что отрицает. Когда ему пришлось устроить у себя ночлег для приезжего агитатора, "приятное ощущение творимой тайны наполняло его радостью". Посещает массовки. По "женскому вопросу" специалист, причем разрешает его по Щедрину, "с точки зрения Фонарного переулка"12. Вдовец - в жену был влюблен, теперь же "любил смотреть на портрет жены". Ухаживает за Елизаветой (см. ниже), в то же время находится в случайной (от времени до времени) связи с учительницей гимназии Алкиной (см. ниже) Каковы его отношения к учительнице Надежде, которой он говорит "ты", покрыто мраком неизвестности. То же самое и относительно многочисленных "бледных, тихих мальчиков". Устроил у себя в доме нечто вроде "паноптикума". Таинственная призма. Зеркала, от вида которых становишься стариком, и жидкости, возвращающие снова молодость. Ходит на "навью (?!!?) тропу", где вызывает духов. Одно слово - социал-демократ.

Шемилов, Алексей Макарович, рабочий, слесарь, социал-демократ. Деятельность его протекает за сценой, а потому точно неизвестна. В рассказе же участвует в

172

беседе с почтенными буржуа, где весьма правильно излагает некоторые пункты программы.