В ногах правды нет   ::   Хичкок Джеффри

---------------------------------------------

Джеффри Хичкок

В ногах правды нет



Перси вскапывал грядку, на которой раньше росла клубника. Вдруг он замер, опершись на лопату, — у него родилась тема для нового стихотворения. "Слава, что Грецию возвеличила, Риму дорогу открыла, — так клубника славу свою передаст низким клубням картошки… " Он собрался было развить эту идею, но заметил свою жену, которая тоже пришла в сад, а потом увидел кое-что еще.

— Иди-ка сюда, — сказал он, — я только что обнаружил, что если встать вот здесь, то Тоху-стрит видно всю целиком.

— И правда.

— Там на этой улице, домов пятьдесят, а ведь я никогошеньки оттуда не знаю. Это ужасно. Но Паули ничего ужасного в этом не видела; она считала, что это совершенно нормально. Они даже со своими соседями на Тиойе стрит были едва знакомы — так откуда же им знать тех, кто живет на Тоху-стрит — пусть они и ходят по этой улице чуть ли не каждый день.

— Неужели ты не понимаешь, — упорствовал Перси, — что если нам неинтересны собственные соседи — о чем они думают, чем живут, — как можно надеяться на то, что разные народы поймут друг друга? Что они будут жить в мире и согласии?

— Устроил бы ты перекур, милый, — сказала Паули. Перси вздохнул и пошел вслед за ней к дому. По пути у него возникли новые строчки и, войдя в гостиную, он тут же схватил карандаш и бумагу, чтобы записать их.

Кто живет в доме один?

Может быть, мистер Дункан или Динн?

А в доме напротив, с цифрой два у дверей

Индус? Мусульманин? Христианин? Иудей?

В доме большом под номером три

Места хватило б для целой семьи.

А живет там, наверно, лишь вдовица Мак-Ги,

Она мне предложит на чашку чая зайти.

Кто знает? Чья это забота?

Кто там живет в доме номер три.

Кто живет в доме восьмом?

Старик мистер Фромм?

Он так одинок, он стоит, опершись на калитку,

И время тихо ползет мимо него, как улитка?

А вот мисс Саттон,

Живущая в доме девятом,

Пеленки развешивает сушить

И тихо вздыхает, и в тоске угасает?

Кто знает?

Всегда ль миссис Хадсон,

Из дома пятнадцать,

Подтянута и опрятна

И чудо как аккуратна?

Тогда как миссис Бернулли

Из дома тридцать — кокетка? (Вот так мы вас обманули)

Веселятся ль В доме двадцать?

А в сорок втором

Не едят ничего, кроме макарон?

Кто знает? Чья это забота?

Посмеет ли кто в этом мире

Постучаться в дом двадцать четыре?

Мне ли не знать,

Какие опасности может скрывать

Эта жуткая дверь дома двадцать четыре?…

Вошла Паули с чайным подносом в руках.

— Послушай, какие стихи я написал, — сказал Перси и стал читать вслух, пока она разливала чай. — Ну как?

Паули была недовольна.

— Почему у тебя всегда так много рифм?

— Так получается — если я в хорошем настроении.

— У тебя, стало быть, всегда хорошее настроение.

— Выходит, что так, — а разве это плохо?

— Нет, наверно, но в «Слушателе» тебя никогда не напечатают.

— Кто знает? Чья это забота? Кто «Слушателю» доверит стихи, которые вышли не так уж плохи? Вкусные ты лепешки испекла. — Так он перешел к делам земным, а его мысли между тем текли своим ходом. Он снова включил свою автоматическую защитную систему. У Паули был тот недостаток, что она беспрестанно тараторила и если Перси до сих пор не сошел с ума и не стал неврастеником, то только потому, что не вслушивался в ее слова, а полностью отдавался собственным мыслям. Это и был его «автоматический механизм», который позволял ему ронять время от времени — примерно каждые 30 секунд — «Да, дорогая» или «Нет, дорогая», или «Подумать только». Паули продолжала болтать без умолку, а Перси раздумывал над проблемой зловещего обитателя дома номер двадцать четыре.