Вечерний спутник   ::   Газданов Гайто

---------------------------------------------

Газданов Гайто

Вечерний спутник



Гайто Газданов

Вечерний спутник

Это началось с небольшого недоразумения, которое произошло ночью, часа в два, в июне месяце, в Париже, лет десять тому назад. Я шел с северной окраины города домой и, дойдя до площади Трокадеро, сел на городскую скамейку, чтобы выкурить папиросу. Подходя, я увидел, что там уже сидел какой-то человек; и еще издалека можно было заметить - по опущенной голове, по особенной очевидной негибкости фигуры, - что это старик. Так и оказалось; я опустился на другой конец скамейки, вынул папиросу и закурил. Старик что-то пробормотал.

- Простите, - сказал я, - вы что-то сказали?

И тогда, неожиданно рассердившись, старик резко ответил:

- Да, я сказал, что даже ночью мне не дают покоя.

У него была круглая голова с седыми, редкими волосами, сердитые, черно-белые брови и неподвижное усатое лицо, точно сохранившее раз навсегда принятое выражение сдержанного бешенства.

- Извините, - сказал я, поднимаясь, - я не хотел вас беспокоить. - И я начал уходить. Вдруг неожиданно сильный голос, заставивший меня вздрогнуть от удивления, - настолько казалось невероятно, что он мог принадлежать этому человеку, которому на вид было лет восемьдесят, - остановил меня.

- Молодой человек!.. Я обернулся.

- Вы меня не знаете?

- Нет, Monsieur.

- Действительно, не знаете? Вы не журналист? Вы можете мне дать слово, что вы не журналист?

Я ответил, что я действительно не журналист. Тогда, успокоившись, старик отрывисто сказал мне: садитесь, - и я опять сел на скамейку. Была теплая июньская ночь, но воздух был свеж и влажен после недавно прошедшего дождя.

- Вы не француз? - так же отрывисто спросил старик.

- Нет, русский.

- То-то вас носит нелегкая в три часа ночи.

Я сказал в свое оправдание, что возвращался домой. Старик кивнул головой. Потом, через несколько секунд, спросил, сколько мне лет? Я ответил, он посмотрел на меня и вдруг широко улыбнулся и, когда я спросил, что его рассмешило, сказал:

- Нелепость, несуразность всего. Вы знаете, что о моей смерти во всех газетах уже готовы некрологи; через полчаса после того, как я умру, вы можете об этом прочесть в любом издании.

- И тогда то смутное воспоминание, которого я почти не сознавал, вдруг сразу прояснилось: уже минуту тому назад я, по-видимому, знал, что видел где-то, как нечто давно известное, эту характерную, круглую голову и эти седые усы. Когда я привык к неверному свету фонарей на площади, я рассмотрел глаза моего собеседника, идеально выцветшие и имевшие такое странное выражение, которого я никогда ни у кого не замечал - что-то вроде удивительного смешения свирепости и печали.

Я ответил ему, что это профессиональная черта и что она меня всегда возмущала, - как возмутительно, хотя и естественно, отношение к смерти могильщиков и служащих бюро похоронных процессий; сказал, что иногда это мне казалось настолько отвратительным, что я находил утешение только в иронической справедливости судьбы - и этих людей будут хоронить с тем же изуверским равнодушием их же коллеги. И я рассказал старику, как, во время гражданской войны в России, умирал от тифа один из моих товарищей, и у его койки, крутя папиросу неверными пальцами, стоял мертвецки пьяный фельдшер Феофан, который рассказывал какой-то анекдот, и когда я его спросил, есть ли какая-нибудь надежда, он посмотрел на меня мутными глазами и ответил:

- Чудак ты человек. Не видишь, - кончается к чертям, - а ты спрашиваешь. Посмотри на его морду, - не видно, что ли?

А через несколько месяцев - и чуть ли не на той же койке санитарного вагона - умирал фельдшер Феофан, раненный осколками снаряда в живот.