Вечный шах   ::   Мерас Ицхак

Ведь ты можешь сделать ничью, правда?

- Не бойся, отец, я сделаю так, как лучше.

- Я знаю, - сказал Авраам Липман.

Он привстал на цыпочки и, обняв сына, поцеловал его лоб и глаза.

- Я знаю, ты сделаешь как лучше, - повторил он.

* * *

Глава пятнадцатая. ХОД ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРОЙ

1

Исаак не слушал Шогера. Тот двинул пешку.

Исааку оставалось сделать последний ход. Но какой?

В этот момент можно было сделать вечный шах и свести вничью.

Можно было пойти конем - и выиграть. У белых было два варианта.

2

Я долго ждал отца. Когда он отправляется в совет гетто или к Шогеру, мне всегда надо сидеть и терпеливо ждать.

Вот и дождался, поговорили. Я еще чувствую у себя на лбу его сухие губы, обрамленные усами и бородой, но мне надо спешить, меня ждет гладкий каменный порог. Меня ждет Эстер. Нас обоих ждет двор, ждет бревно, деревянный ящик.

Я умылся и надел свою голубую рубашку.

Все неправда.

Нет никого кругом.

Я - Шимек.

Эстер - Бузя.

Шимек летит на свидание к своей Бузе.

Сегодня мы сидим рядом. Я на бревне, и она - тоже. Руки кажутся мне длинными и ненужными. Они мешают, их некуда деть. Бузя сидит рядом, ее голова лежит у меня на плече, густые пепельные волосы волнами текут по моей груди.

- Я не хочу... - говорит она. - Не хочу, чтоб ты был Шимек, а я Бузя. У той сказки печальный конец. Ты помнишь?

- Помню. "... Не принуждайте меня рассказывать конец моего романа. Конец - пусть самый наилучшим - это печальный аккорд. Начало, самое грустное начало, лучше самого радостного конца. Мне поэтому легче и приятнее снова рассказать вам эту историю с самого начала... У меня был брат Беня, он..."

- Хватит! - Эстер трясет меня за руку. - Хватит, Изя...

- Хорошо.

- Ты больше не Шимек, нет?

- Нет.

- И я не Бузя?

- Нет.

- Ты Изя, мой Изя, а я - Эстер...

- Моя Эстер.

Она еще крепче прижимается ко мне. Она гладит мою коротко стриженную голову. Она припадает лицом к моему плечу, и ей, наверное, больно, потому что плечи у меня острые.

Почему руки все время кажутся мне такими ненужными, такими длинными? Они мешают, мне некуда их девать.

- Эстер, - говорю я.

- Ты хочешь что-то сказать мне?

- Хочу.

- Говори, говори, что же ты молчишь?

И я решаюсь.

Я охватываю ладонями ее голову. Мои ладони большие, грубые, а ее личико маленькое, и в глазах сейчас нету никаких чертиков, ни веселых, ни печальных.

Ее губы сами приближаются ко мне, и я шепчу дрожащим голосом:

- Эстер... Я обещал Янеку, что не обижу тебя.

- Разве ты меня обижаешь?

Так спрашивает Эстер, а ее губы рядом. Яркие, как алые ленты, и такие близкие, что я чувствую их запах.

- Эстер... - еще раз говорю я.

И мы вновь умолкаем.

Больше не надо говорить.

Губы Эстер сладки как мед.

Щеки Эстер нежны как бархат.

Глаза у Эстер влажны, и слеза ее солона.

Мои руки крепко обнимают Эстер. Они очень нужны сейчас, мои руки, и я не могу их оторвать. Но надо. Надо, надо... Я слышу тихий голос, который зовет меня.

Да, это Янек.

- Изя, - тихо повторяет Янек. - Пора... Ты должен идти. - Почему? так же тихо спрашиваю я. Я знаю почему. Я спрашиваю просто так, лишь бы еще не вставать, не уходить отсюда.

- Там приготовлен столик, люди ждут, и Шогер приехал. Тебя всюду ищут, не могут найти.

- Идем, Янек, - говорю я. - Идем, друг.

Мы идем.

Я не оборачиваюсь, чтобы не видеть бревно и одинокую Эстер. Я боюсь взглянуть на нее, чтобы снова не чувствовать ее влажных глаз и слез.

- Идем, идем, - говорит Янек.

Я иду, чего он торопит?

Мы шагаем молча, и я вижу, как Янек опускает голову. Видно, хочет что-то сказать, но не решается.

- Говори, Янек, - помогаю я ему.

Он смотрит на меня серьезными глазами старика.

- Не забудь, Изя, - говорит он, - что сегодня ночью, ровно в двенадцать, мы уходим в лес.

- Не бойся, не забуду.

Янек снова опускает голову, и я чувствую, что он не это хотел сказать.

- Ну, говори, говори, Янек.

- Изя, - медленно продолжает Янек.