Виргинцы (книга 2)   ::   Теккерей Уильям Мейкпис

Глава L,

в которой преподается немало уроков высокой морали

Когда мы впервые имели честь быть представленными сэру Майлзу Уорингтону в королевских покоях в Сент-Джеймском дворце, я, признаться, глядя на его приятное, округлое лицо, на его просторный жилет над округлым брюшком, на его простецкие, добросердечные манеры сельского аристократа, решил: вот наконец и мне удалось завязать знакомство с весьма достойным господином, и уже готов был сойтись поближе с этим благородным представителем рода человеческого, воспетым в стихах и в песнях, - с добрым старым английским помещиком. И в самом деле, являть собою доброго старого английского помещика - не значит ли это быть почти равным богам и достичь вершины земного блаженства: иметь хороший доход с имения, не обремененного закладными, и арендную плату, аккуратно вносимую фермерами, обожающими своего помещика и неустанно благословляющими свой счастливый жребий, даровавший им такого хозяина, как его милость; не иметь арендаторов, которые запаздывали бы с выплатой денег, за исключением разве что какого-нибудь одного, который поступает так с единственной целью - дать Доброму Старому Английскому Помещику возможность проявить высокое благородство и безграничную широту своей натуры; трижды в неделю ездить с собаками на травлю; превыше всего на свете любить охоту; обладать превосходным здоровьем; а следовательно, и прекрасным аппетитом, однако, помимо отменного аппетита, иметь еще и отличный обед; сидеть в церкви в окружении поселян, хором благословляющих хозяина, быть первым лицом в приходе и благодетелем оного прихода и с сознанием своих бесспорных заслуг произносить: "Господи, помилуй нас, жалких грешников", - произносить, само собой разумеется, лишь потому, что так оно положено и так написано в молитвеннике, а также для примера другим, ибо, судите сами: Д.С.А.П. и вдруг жалкий грешник! Такой цветущий, такой богатый, такой веселый! Столь уважаемый священником, столь почитаемый арендаторами, столь любимый и даже обожаемый своим семейством, у всех членов которого его рассказ о куропатке, залетевшей в комнаты, где хранятся охотничьи ружья, всякий раз неизменно вызывает неистовый хохот)- да разве может подобное совершенство быть жалким грешником!

Allons donc! {Полноте! (франц.!).} Наградите любого человека хорошим характером и отменным здоровьем, пятью тысячами годового дохода, восторженным отношением прихожан, любовью и обожанием его семейства и попробуйте-ка пробудить в нем такое внутреннее недовольство самим собой, чтобы он почел себя чем-то жалким. Если вас именуют Ваше Королевское Высочество и вы, в превосходном самочувствии, всячески ублаготворенный, отправляетесь в церковь, где священник ждет появления Вашего Королевского Высочества, дабы начать службу, можете ли вы помыслить о себе как о чем-то жалком? Вот если вы в одиночестве изнываете от приступа подагры, и страх смерти туманит вам взор, и доктор уже отлучил вас от вашей бутылки кларета и прописал кашку и немного хереса, - вот тогда еще вы, может быть, почувствуете себя чем-то презренным и осознаете свои недостатки, а также бренность и тщету всего земного. Но при отменном здоровье, бодром духе и ярком солнышке слово "жалкий" прозвучит в ваших устах как пустая формальность. В глубине души вы никак не считаете, что вас действительно следует жалеть. Если уж вы - жалкий, так что же тогда сказать о каком-нибудь пахаре, с его малярией, семью ребятишками, восемью шиллингами заработка в неделю и двумя фунтами стерлингов арендной платы, которую он должен ежегодно отдавать за свой домишко? Нет, здоровый, богатый, веселый сельский джентльмен если и жалок, то отнюдь этого не ощущает, а если он грешник, то мало кто решится ему об этом сказать.