Владимир   ::   Скляренко Семен Дмитриевич

Кто-кто, а уж он-то помог бы мне найти дочку, ведь тогда ночью на острове Хортица князь так сердечно говорил со мною, обещал найти Малушу. И нашел бы, непременно нашел бы ее, ибо слово его всегда было твердо, неуклонно».

Микула не ошибался. Если бы князь Святослав был жив, он, несомненно, помог бы разыскать Малушу. Князь Святослав сделал бы, наверное, еще много такого, что и не снилось Микуле. Но его не было, помочь Микуле не мог никто.

Настала еще одна ночь. Все воины князя Святослава уже покинули берега Почайны, темные пустые лодии чернели под высокими кручами, один только Микула еще находился там. На рассвете и он собирался вскинуть котомку на плечи, отправиться в Любеч.

Ему не спалось. Кончался его далекий путь. Хотелось Микуле просто отдохнуть, подумать. И он долго сидел на носу лодии, в темноте, среди тишины, пока небо за Днепром не пожелтело, налилось багрянцем, над лесами и речками левого берега взошел большой ярко-красный месяц, и тут же другой, гораздо больший, но неровный, рябой, вынырнул под кустами в воде.

Ночь сразу ожила: тишина исчезла, над землей потянуло теплым ветерком, сильнее запахло травами и цветами, проснулись даже птицы — раздалось пение запоздалых соловьев в кустах, крики вспугнутых уток на песчаных отмелях, тоскливые стоны одиноких куликов, носившихся где-то над водой.

Потом послышались шаги: кто-то шел по тропинке среди деревьев и кустов; шаги раздавались все ближе и ближе, и вот две темные тени обозначились на берегу у лодии.

Микула слегка кашлянул, чтобы там, на берегу, знали, что в лодии человек. И люди на холме услыхали его кашель, стали спускаться.

— Добрый вечер, человече! — прозвучал вблизи голос.

— Добрый вечер, люди! — ответил Микула. Обернувшись в их сторону, он увидел высокого, одетого в темное платно мужчину, а за его спиной был еще кто-то, как видно, женщина.

— Ты воин князя Святослава Микула? — спросил мужчина.

— Воин Микула… А что?

— Мы принесли тебе поесть, — сказал мужчина. — И платно принесли. Мы слыхали, ты ранен.

— Зачем это? — от души удивился Микула. — Мне уж тут еды всякой нанесли вдоволь… А платно у меня еще от похода осталось.

— А тут новая сорочка и ноговицы, — услышал Микула женский голос. — Возьми, воин, я сама спряла, соткала и сшила.

— Спасибо, спасибо! — поблагодарил Микула. — Да что же вы стоите, люди добрые, подойдите ближе, отдохните.

Поздние гости вошли в лодию, сели: женщина у борта, где было совсем темно, мужчина — на месте, озаренном месяцем. Микула увидел, что его лоб пересечен глубоким шрамом.

— Да и ты, вижу, меченый! — сказал Микула.

— Было дело, — махнул мужчина рукой. — Только давно, уже и забылось.

— О нет, — возразил Микула, касаясь своего лба. — Такое, человече, не забывается!

Пока они разговаривали, женщина молча сидела у борта и слушала. На ней было темное платно, голова окутана темным платком, темным было и лицо. Микула видел только глаза, которые, как показалось ему, были прикованы к нему.

— Куда же ты поедешь? — спросил его мужчина. — И когда?

— Куда же? — отозвался Микула. — Домой, в Любеч. Женщина вздохнула.

— Теперь уже недалеко, — сказал Микула. — Вот побывал я, люди добрые, далече, за морем Русским, за Дунаем-рекой, за горами Родопскими…

— И князя Святослава видел? — спросил мужчина. Месяц быстро поднимался в небе, он стал меньше, но светлее; в воде от берега далеко к низовью протянулась серебристая дорожка.

Микула расстегнул ворот сорочки, потому что ему вдруг стало душно, и засмотрелся на эту дорожку.

— О-хо-хо! — ответил он пришедшему. — Вы спрашиваете, видел ли? Не только видел, а все время шел с ним плечо к плечу. А в Доростоле, есть такой город над Дунаем, мой меч князю Святославу жизнь спас…

Женщина и мужчина напряженно слушали, и Микула почувствовал, что мог бы вот так говорить о князе и до утра.