Военный корреспондент   ::   Чаковский Александр Борисович

– Не сегодня, милый. Поговорим завтра. Сегодня пусть будет так, будто мы никогда не расставались.

– Хорошо, – ответил я. – Это нетрудно. Ведь на самом деле мы никогда не расставались.

Я был счастлив, но думал о другом безмерном счастье. Мне хотелось, чтобы эта наша разлука была последней и чтобы мы никогда больше не расставались. С этой женщиной я чувствовал себя готовым на любой труд и любой подвиг. Раньше она была моим сердцем, моей любовью. Сейчас она стала источником моего мужества.

– О чём ты думаешь, милый? – спросила она.

– О том, какое было бы счастье больше не расставаться.

– Это же невозможно! Послезавтра я должна ехать в часть. Два дня я выпросила в санупре. День уже прошёл.

– Ты получишь ещё три, – ответил я и рассказал о встрече с Корнышевым.

– Целых три дня? – Она внезапно захлопала в ладоши, как ребёнок. – Целых три дня вместе?

Я стал целовать её холодные пальцы.

– Постараюсь приехать к тебе в часть, – сказал я. – Очевидно, я ещё некоторое время пробуду в Ленинграде.

– Ты был у меня, за Нарвской?

– Был. Дом почти разрушен. Я с трудом отыскал твою комнату. У окна, где мы с тобой пили чай, сидит артиллерийский наблюдатель Мухтар Тажибаев. Я тебе как-нибудь расскажу о нём.

– Ты, наверно, решил, что я пропала. Трудно было меня отыскивать?

– Сейчас кажется, что нетрудно. Сейчас мне кажется, что я отыскал бы тебя где угодно.

Она нагнулась и поцеловала меня в затылок.

– Как ты думаешь, – сказала она, – когда кончится война?

– Не знаю. Думаю, что через год. Или полтора.

– Какой это будет чудный день!.. Просто не верится. Что ты будешь делать в первый день после войны?

– Поеду в Ленинград.

– Ты же живёшь в Москве!

– Мы будем жить в Ленинграде. Я думаю, что теперь нигде не смогу жить, кроме Ленинграда.

Мы молчали. Внезапно она рассмеялась.

– Что ты смеёшься?

– Нет, просто так. Я вспомнила, какой растерянный вид был у твоего корреспондента. Как его фамилия?

– Ольшанский.

– Ей-богу, он почему-то не хотел допустить мысли, что я твоя жена.

– Дурак!

– Но ведь он прав. Я ведь и правда не твоя жена.

– Ты мне больше чем жена.

– И ты мне больше чем муж. Поэтому мне и смешно.

Она положила руку мне на лоб. Рука была по-прежнему холодной.

– Тебе всё-таки холодно, Лидуша, – сказал я. – Ложись в постель. Раздевайся и ложись.

Я встал и отошёл к окну. Когда обернулся, она сидела по-прежнему, обхватив колени руками.

– Я… я не хочу спать, – сказала она тихо. – Лучше посидим вдвоём.

Она смотрела на меня, и я заметил испуг в её глазах. Потом она резко встала и стала расстёгивать пуговки на гимнастёрке. Подошла ко мне.

– Ты был… на Ладоге? – тихо спросила она.

– Да, – твёрдо ответил я. – Я был в палатке, где ты жила. И разговаривал с ним.

– Ты… ни о чём не хочешь спросить меня?

– Нет, – уверенно сказал я и поцеловал её. Я увидел слёзы на её ресницах и вытер их губами.

…Было тихо и светло, как в белую ночь. Мы лежали в постели. Потом я услыхал звуки рояля. Лида тоже услышала их.

– Что это? – спросила она. – Рояль?

– Да, – сказал я. – Это Чайковский. Старик один играет. Музыкант. Я услышал его в первую ночь, когда приехал.

– Я уже не помню, когда слышала музыку… Какие торжественные звуки!

– Мне они казались страшными. А теперь кажутся радостными.

– И мне тоже. Интересно, который теперь час?

– Не знаю. Мне вообще кажется, что времени нет.

– И мне тоже. Теперь мне хочется спать, но я боюсь.

– Боишься?

– Да, я боюсь, что усну и перестану чувствовать счастье.

Я обнял её.

– Спи, Лидуша, – сказал я, – спи и не бойся. Ничего не бойся, когда мы вместе.

– Я хочу ничего не бояться. И всё же немного страшно.

– Но чего же?

– Слишком много счастья… Почему мы получили его раньше других? Кругом столько горя.