Воительница   ::   Лесков Николай Семенович

Горе-таки горем, как Федор Ильич вскорости тут помер, потому не своею он помер смертью, а дрова, сажени на берегу завалились, задавили его. О петербургских обстоятельствах, чтоб как чем себя развеселить, я и понятия тогда не имела; но как вспомню, бывало, все это после его смерти-то, сяду вечерком одна-одинешенька под окошечко, пою: "Возьмите вы все золото, все почести назад", - да сама льюсь, льюсь рекою, как глаза не выйдут. Так тяжко, так станет жутко, вспомнивши эти слова, что "друг нежный спит в сырой земле", что хоть надень на себя осил пенечный да и полезай в петлю. Продала все, всего решилась и уехала; думаю, пусть лучше хоть глаза мои на все это не глядят и уши мои не слышат.

- Это, - говорю, - Домна Платоновна, я вам верю; нет ничего несноснее, как если одолеет тоска.

- Спасибо тебе, милый, на добром слове, именно правду говоришь, что нет ничего несноснее, и утешь и обрадуй тебя за это слово царица небесная, что ты все это мог понять и почувствовать. Но не можешь ты понять всей обо мне тоски и жалости, если не открою я тебе всю мою настоящую обиду, как меня один раз обидели. Что это саквояж там пропал или что Леканидка там неблагодарная - все это вздор. А был у меня на свете один такой день, что молила я господа, что пошли ты хоть змея, хоть скорпия, чтоб очи мои сейчас выпил и сердце мое высосал. И кто ж меня обидел? Испулатка, нехристь, турка! А кто ему помогал? Свои приятели, миром святым мазаные.

Домна Платоновна горько-прегорько заплакала.

- Курьерша одна моя знакомая, - начала она, утираючи слезы, - жила в Лопатине доме, на Невском, и пристал к ней этот пленный турка Испулатка. Она за него меня и просит: "Домна Платоновна! определи, - говорит, - хоть ты его, черта, к какому-нибудь месту!" - "Куда ж, - думаю, - турку определить? Кроме как куда-нибудь арапом, никуда его не определишь" - и нашла я ему арапскую должность. Нашла, и прихожу, и говорю: "Так и так, говорю, - иди и определяйся".

Тут они и затеяли магарычи пить, потому что он уже своей поганой веры избавился, крестился и мог вино пить.

"Не хочу я, - говорю, - ничего", - ну, только, однако, выпила. Этакой уж у меня характер глупый, что всегда я попервоначалу скажу "нет", а потом выпью. Так и тут: выпила и осатанела, и у нее, у этой курьерши, легла с нею на постели.

- Ну-с?

- Ну, вот тебе и все, а нынче зашиваюсь.

- Как зашиваетесь?

- А так, что если где уж придется неминуючи ночевать, то я совсем с ногами, вроде как в мешок, и зашиваюсь. И даже так тебе скажу, что и совсем на сон свой подлый не надеясь, я даже и постоянно нынче на ночь зашиваюсь.

Домна Платоновна тяжело вздохнула и опустила свою скорбную голову.

- Вот тебе уж, кажется, и знаю петербургские обстоятельства, а однако что над собой допустила! - произнесла она после долгого раздумья, простилась и пошла к себе на Знаменскую.

7

Через несколько лет привелось мне свезти в одну из временных тифозных больниц одного бедняка. Сложив его на койку, я искал, кому бы его препоручить хоть на малейшую ласку и внимание.

- СтаршОй, - говорят.

- Ну, попросите, - прошу, - старшУю.

Входит женщина с отцветшим лицом и отвисшими мешками щек у челюстей.

- Чем, - говорит, - батюшка, служить прикажете?

- Матушка, - восклицаю, - Домна Платоновна?

- Я, сударь, я.

- Как вы здесь?

- Бог так велел.

- Поберегите, - прошу, - моего больного.

- Как своего родного поберегу.

- Что ж ваша торговля?

- А вот моя торговля: землю продать, да небо купить. Решилась я, друг мой, своей торговли. Зайди, - шепчет, - ко мне.

Я зашел. Каморочка сырая, ни мебели, ни шторки, только койка да столик с самоваром и сундучок крашеный.

- Будем, - говорит, - чай пить.

- Нет, - отвечаю, - покорно вас благодарю, некогда.

- Ну так заходи когда другим разом. Я тебе рада, потому я разбита, друг мой, в последняя разбита.