Возврату не подлежит   ::   Михайлов Сергей

Но главное было в другом: в то утро он обрёл свободу. Он был выпотрошен, опустошён до предела, до последнего закоулка души - отныне ни прошлого, ни настоящего, ни тем более будущего для него более не существовало. Забвение... Он освободился от бремени жизни. Освободился, чтобы достойно встретить смерть. Да, теперь он готов встретить её - разве все последние дни не были подготовкой к этой встрече?

Небывалое чувство лёгкости, покоя, умиротворения снизошло на него. Свободен... Отныне он исторгнут из мира, а мир, со всеми его проблемами, печалями, радостями, страстями вычеркнут из памяти. Выжжен из сердца. Будь он буддистом, восточным мудрецом, мог бы назвать это воздушное состояние нирваной - состояние, достичь которого под силу лишь избранным единицам из числа истинных адептов веры. Однако он был далёк от религиозно-мистических воззрений на жизнь и на своё место в ней, в смерти же видел лишь одно: конец жизни, её безоговорочную и необратимую капитуляцию.

Утро последнего дня... Оно застало его сидящим в кресле. Он знал: это случится сегодня. Ждать осталось совсем недолго.

День обещал быть на редкость погожим, по настоящему летним: в небе - ни облачка, восток озарён заревом восходящего солнца, птичий гомон возвещает торжество жизни. Но для него уже ничего не существовало. Он сидел здесь, в этом кресле, более суток - без пищи, без воды, без мыслей. И будет сидеть, пока натянутая до предела нить - последняя нить - не оборвётся.

Теперь он ждал только одного: прихода этого последнего мгновения.

Звонок в дверь.

Он не шелохнулся. Ни единый мускул не дрогнул на его застывшем, словно каменная маска, лице. Входная дверь скрипнула, из прихожей донеслись чьи-то неуверенные шаги.

- Извините, у вас было открыто, - услышал он смущённый мужской голос. Разрешите войти?

Не поворачивая головы, он чуть заметно кивнул.

Перед глазами возник человек, в котором он с трудом узнал доктора того самого, который две недели назад вынес ему смертный вердикт. Доктор переминался с ноги на ногу и явно был не в своей тарелке. В глаза приговорённому к смерти он смотреть не решался.

Вошедший заговорил, скороговоркой выплёвывая слова:

- Я страшно виноват перед вами. Произошла непростительная ошибка... Нет у вас никакого рака, понимаете... Тогда, на приёме, я по оплошности взял результаты анализов другого пациента. Не ваши, понимаете... У вас панкреатит, а не рак, хроническая форма панкреатита... никакой угрозы для жизни... С вами всё в порядке?

Заметив, что "пациент" никак не реагирует на его слова, доктор с тревогой заглянул тому в глаза. Их взгляды пересеклись. Доктор отпрянул: глаза его визави были пусты и безжизненны.

- Простите меня, прошу вас, - окончательно стушевался доктор. - Я причинил вам боль, но, поверьте, без злого умысла... - Он ещё долго что-то говорил о врачебной этике, о клятве Гиппократа, о совести, долге, человечности, своей готовности искупить вину - немедленно, сию минуту, не откладывая в долгий ящик. - Я обо всём договорился, всё устроил. Вас положат в лучшую клинику, подлечат по высшему разряду. Там прекрасные врачи, да и обслуживание не в пример обычным городским больницам... Собирайтесь. Я жду вас внизу, в машине. Десяти минут хватит?

"Пациент" скупо кивнул.

- Вот и прекрасно. - Получив однозначный, хотя и безмолвный ответ, доктор сразу заторопился. - Обещаю, вы останетесь довольны. И ещё раз простите.

Хлопнула входная дверь, по лестнице застучали удаляющиеся шаги нежданного посетителя.

Смысл услышанного медленно доходил до его сознания.