Хуандо Прикованный   ::   Астуриас Мигель Анхель

Из металлической трубочки они вытащили бумагу, вроде бы даже с печатью, которая, конечно, должна была быть документом, подтверждающим право собственности на…

Они запнулись, умолкли…

Собственники и богачи…

Но что значат эти кости, и этот мачете, и эта бутылка, полная спиртного?…

О том, что случилось в ту ночь, леденисто-туманную, жесткую, никто ничего не узнал. Случившееся утонуло в немоте двух смертей, как они говорили. Хуандо (свое полное имя – Хуандо Диос Родригес – на сей раз он услышал в суде) прикидывался дурачком всякий раз, когда полицейские и судьи у него выпытывали, его допрашивали: из-за чего он поссорился с Пруденсио Сальватьеррой, которого раньше и в глаза не видал.

– Да ни из-за чего… – отвечал Хуандо, его язык еле ворочался в такт едва шевелящейся мысли.

– Двое мужчин не пойдут насмерть рубиться мачете из-за ничего. Причина должна быть. Сальватьерра был твоим врагом?

– Да нет, не был…

– Ты его давно знал?

– Да нет, я его не знал, он меня тоже…

– Потому вы и дрались?

– Да нет. Повстречались и подрались. Мне его кровь пролить захотелось. Есть такие люди, которым горло перерезать хочется. Ну я его и позвал драться, дело мужское, обычное…

– Так вот, за мужское обычное дело тебе придется дорого заплатить…

– Быть по-вашему, за мужское дело всегда платить надо…

И опять делал дурашливое лицо. Надо уметь сделать такие остекленевшие глаза без всякого выражения из своих живых глаз; надо уметь казаться таким безучастным и так вяло шевелить губами, чтобы волосок не дрогнул в его редких усах. Надо только суметь стать таким тихим… впрочем, это было в его натуре, быть тихим, нешумливым. Судья дважды его допрашивал. Драться насмерть и не знать друг друга.

– Если верно то, что ты его никогда в жизни не видел, – и чиновник приближал свое лицо, украшенное очками, к равнодушному лицу обвиняемого, – какого черта тебе втемяшилось драться с ним, требовать, чтобы он взялся за мачете, грозить, что ты его убьешь, потому что тебе так велено, у тебя есть наказ его прикончить…

Хуандо в ответ – ни слова, а его молчание из себя выводило судью, который все спрашивал да расспрашивал, то один вопрос задавал, то другой, чтобы он сознался, кто толкнул его на преступление, за которое теперь один расплачивается.

– Тебя кто-нибудь подкупил? Кто-нибудь давал деньги за убийство Сальватьерры? – А потом начинал заходить с другого конца: – Хуандо, ты знаешь, что такое гипнотизм?

– Да как не знать…

– Так знаешь или нет?…

– Знаю…

– Тогда не кажется ли тебе, что ты убил его в драке под воздействием какой-то чудодейственной силы, вроде бы как загипнотизированный?

– Не знаю… Может, так, а может, и нет…

– Что же с тобой все-таки приключилось?

– Зашел я, значит, пропустить стаканчик, пью я, еще не допил, как слышу, кто-то называет имя этого…

– Пруденсио Сальватьерры…

– Да, и все-то во мне перевернулось, равно как гора каменная на меня обрушилась. Так и замолотило, застучало по мне, а его имя так в голову ударило, что я тут же вытащил мачете и позвал его драться, хотя предупредил, что ему меня не убить, потому как сделан я из камней.

Хуандо ни на какие вопросы больше не отвечал и только поигрывал соломенным сомбреро, которое держал в руках.

Ему дали десять лет за убийство. Исписали уйму бумаги и дали десять годков тюрьмы, словно на десять лет закопали в землю. Он это так и воспринял: десять лет своей жизни быть ему мертвым, а как выйдет из заключения, все равно что вернется с кладбища.

Но лучше тюрьма, чем могила, утешала себя Карденала Сифуэнтес, с каждым месяцем все более опечаливаясь, с каждым днем все более сокрушаясь, ибо ей казалось, что и на нее взвалили такой же груз наказания. Она нанялась в прислуги неподалеку от большой тюрьмы в городе, куда после вынесения приговора перевели Хуандо из их деревни.