Вызревание   ::   Жовна Александр

- Не слышно ни хрена! - кричит взволнованный Шиш.

- Давайте зайдем, - предлагает Кутя.

Компания направляется в магазин. Но у входа им преграждает дорогу милиционер.

- Куда? В чем дело? Сюда нельзя! А ну, отошли от витрины! Быстренько! Гуляйте, гуляйте. Нечего здесь заглядывать. Это не для вас. Не положено!

Милиционер отгоняет компанию нищих от дорогостоящей витрины, а за ней остается Митя.

Друзья бредут ночным городом, невесело опустив головы.

- Как ему там, в Америке? - спрашивает Кутя.

- В Англии... - поправляет Зиновий Гердович.

- Какая разница? - раздраженно замечает Люська.

- Небось, окурки не собирает. Теперь к нам за десять шагов не подойдет, - бормочет Шиш.

- Дурак ты, Шиш. Дураком был, дураком и остался, - безнадежно машет рукой Люська.

Идут пляжем, мимо пирса с маленьким летним кафе. Неприветливый ветер накатывает на пирс темные волны. Люська смотрит в сторону кафе.

- Постой! - останавливает она Кутю.

Все останавливаются.

Кафе пустынно и лишь за одним из столиков, кажется, за тем, где были когда-то Митя с Ликой, сидит одинокий посетитель. Лицо его давно не брито, запавшие темные глаза, провалившиеся щеки. Перед ним бутылка водки. Он, не мигая, смотрит на бьющиеся о пирс холодные волны.

- Снова здесь...

- Кто это? - спрашивает Кутя.

- Не узнаешь? - почему-то грустно говорит Люська. - Главврач психушки... Спился... Дом заложил... Все промотал... Поил здесь всех подряд все лето... С работы уволили. В доме другие люди живут...

- Скоро к нам примкнет, - грустно шутит Шиш.

- Да-а... Судьба человека непредсказуема, - рассуждает Зиновий Гердович, - она ведет его по жизненным дорогам, чтобы возвысить одних и бросить на дно других. И все же, в конце концов, какова бы она ни была, она прекрасна... Чудная... Великолепная... Неповторимая вещь, черт возьми!

*

Тихий солнечный осенний день. Необыкновенно белое солнце. Кричат воробьи.

Наша компания в полном безделье молча скучает на бульваре, на том самом месте, где когда-то, год назад, вместе с Митей, они меняли на водку его картины. Непостижимо длинная, шикарная, с открытым верхом машина едет бульваром. За рулем восседает какой-то эмиратский миллиардер в индусской чалме, с большой черной бородой и горбатым носом, рядом женщина в парандже.

- Шейн какой-то, - говорит Шиш. - Им все позволено, по бульвару едет, а ведь движение запрещено, знак, вон, стоит. С жиру бесится, сволочь, нефтью дома обожрался, теперь сюда поблевать приехал.

- Вы хотели сказать: "шейх", - непроизвольно поправляет его Зиновий Гердович. - А впрочем, какая разница?..

Притормозив, белая машина медленно останавливается напротив компании. Шейх поднимается на ноги, смотрит в их сторону и вдруг орет на весь бульвар фразу из "Родины":

- Эй, начальник!!!

Компания не верит своим ушам. Шейх кричит Митиным голосом. Затем сбрасывает с себя чалму и бороду. Сбрасывает паранджу сидящая рядом женщина. Перед ними Митя и Лика. Все бросаются навстречу друг другу. Снова звучит "Родина". У всех на глазах слезы радости.

- Митька! Митька! - орет Шиш.

Еще долго они не могут насладиться радостью встречи.

- А теперь сюрприз! - кричит Митя. - Мужики, за мной!

Он торопится к машине. За ним бегут Шиш, Кутя, Зиновий Гердович. На заднем сиденье автомобиля стоит что-то, завернутое в белую полиэтиленовую пленку и перевязанное голубой лентой. Митя тянет за ленту и белый саван сползает. Неожиданно глазам всех открывается новенькая блестящая импортная коляска.

Митя смотрит на Люську. Люська сидит в своей подранной коляске, не в силах сдержать слез, тяжелый ком подкатил ей к горлу. Она опускает голову и дает волю слезам.

- Давай, ребята! - командует Митя.

Все четверо подхватывают новенькую коляску и несут к Люське. Ставят коляску рядом с ней.