Завещание Афанасия Ивановича   ::   Толстой Алексей Николаевич

Афанасий Иванович повел Железную дивизию прямо через хребет, без дорог, чтобы свалиться меньшевикам на голову... Тут и Наполеон, и Суворов в затылке бы почесали...

Взобрались мы на ледяные вершины и стали спускаться. От движения дивизии поднялся снежный буран. Иные всадники падали в бездонные пропасти. Впереди - Афанасий Иванович на Вороне, закутанный в бурку. Как поползла с гор по снегам наша дивизия, - потянулся сзади кровавый след: спускались на задницах... А Афанасий Иванович не оглядывается - вперед, вперед... Пушки, зарядные ящики, пулеметы спускали на канатах и самокатом, и свалились мы, почти что с неба, к теплому морю, под самый Батум, - турки нас без боя впустили в город.

Прошлой весной заехал я повидаться к Афанасию Ивановичу на хутор. Встречает меня его жена - заплаканная. "Что такое?" Махнула рукой. Подходит работник, берет у меня лошадь, - тоже серьезный. "Нездоров, что ли, Афанасий Иванович?" - "Ночью нынче Ворон пал". - "Как? Сдох Афанасия Ивановича боевой конь?"

Оказывается, шурин Афанасия Ивановича загнал Ворона, после этого не выводил как следует; ночь была холодная, конь застудился, получил воспаление легких. Афанасий Иванович выписал из города трех ветеринарных врачей, сам не спал десять суток. Добрый конь боролся со смертью. Войдет на конюшню Афанасий Иванович, - и Ворон мордой тычет себе в грудь, показывает, где болит. Подходит врач с клистиром, и Ворон сам отворачивает хвост. Десять суток был на ногах, - такой добрый конь, и только нынче ночью лег - почувствовал конец. Афанасий Иванович поцеловал его морду и ушел. До утра сморкался и писал.

Я пошел в горницу. У стола сидел Афанасий Иванович, глядел в окно на степь. Глаза у него были красные.

"Умер старый боевой товарищ, значит - и мне скоро в могилу... Вот, и он указал на исписанную бумагу, - прочти, и чтобы так все было сделано, как тут я сказал".

Никогда я не видал таким Афанасия Ивановича. Взял написанную его рукой бумагу и прочел: "Ворон! Спи, незабвенный друг и товарищ. Ты пережил много терний на своем славном революционном пути. Ты совершил неслыханный в мире поход от Одессы до Батума. Ты собственными ногами начертил карту революционной территории боев. Ты гордо, молниеносно носил меня в лихие атаки на врагов рабочих. Тебя знают как гордость революционных коней все красные кавалеристы. Тебя знают и враги, которые были настигаемы тобой и гибли от моей руки. Ты спасал мне жизнь. Ты провел красной нитью побед двадцать три тысячи верст за власть пролетарскую. Тебе обязаны славными победами все красные части, мною командуемые. Ты в трудные минуты пехоты и кавалерии в секунду доносил меня и спасал много жизней. И там тебя, среди града пуль и снарядов, холода и голода, берегла судьба. А здесь, среди мирной обстановки, она жестоко тебе изменила. Последнее прощай, верный товарищ! С тобой мои победы, и с т о б о й т у т ж е я з а в е щ а ю п о х о р о н и т ь с е б я п р и м о е й с м е р т и. Спи спокойно, вечная тебе память..."

Когда я окончил чтение, Афанасий Иванович закрыл глаза рукой, и между пальцами потекли слезы.

Ворона он похоронил в плодовом саду, на могиле посадил красивые растения. А теперь, говорят, достал себе жеребенка чистых кровей. Сам кормит его из рук, - готовит под боевое седло.

Рассказчик взглянул на часы, поднялся, еще раз усмехнулся беспечной толпе на тротуаре и, смяв пустую коробку от папирос, бросил на стол:

- Однако пора, - прощайте! А много можно бы порассказать о том, как люди были героями...

КОММЕНТАРИИ

Завещание Афанасия Ивановича

Впервые - журн. "Красная нива", 1928, No 2, под названием "Разговор на балконе". Под названием "Завещание Афанасия Ивановича" впервые в изд.: ГИЗ, 11, с датой: "19 дек. 1927 г.".