Час крысы   ::   Зайцев Михаил

Высказался и первым шагнул к двери. Однако из-за столиков уже поднялись несколько чернокожих верзил и черный как смоль коротышка негр.

Верзила в двубортном полосатом костюме деловито потопал к дверям, отрезая белым путь к отступлению. Коротышка оскалился неожиданно золотозубой улыбкой и походя, приближаясь к стойке бара, возле которой сгрудилась белая молодежь, врезал кулаком по солидному животу Михалыча. Старпом, охнув, согнулся. Коротышка, примерившись, стукнул ему по затылку, и Михалыч грузно упал на пол.

Недомерок с двумя рядами золотых зубов, примериваясь перед ударом по затылку Михалыча, малость задержался в своем поступательном движении к барной стойке. Его обогнали здоровяк, схожий лицом с Нельсоном Манделой в юности, и негр в яркой рубашке. Похожий на Манделу агрессор замахнулся кулаком, намереваясь по-боксерски свернуть челюсть Валерке. Негр в яркой рубашке протянул руки-грабли к англоговорящему Пашке так, как это делают борцы вольного стиля.

Один умный человек как-то изрек: всегда можно отказаться от любви, но от драки — никогда. Эту нехитрую аксиому наша троица заучила еще в подростковом возрасте, и посему Валерка не стал дожидаться, когда кулак негра свернет ему челюсть, а шлепнул ладошкой по предплечью замахнувшейся руки, согнул колени и очень сильно, скользящим ударом сверху вниз заехал похожему на Манделу расисту белым кулаком по причинному месту, по ширинке добротных брюк.

У Павла столь же лихо контратаковать не вышло. Руки-грабли поймали его шею в замок, нагнули и, если бы не Леха, то негритянское колено пренепременно расквасило бы слегка обгоревший под знойным солнцем Африки нос русского матроса.

Леха налетел всем телом, живым тараном на рукастого верзилу. Сомкнутые в замок черные пальцы разжались, отпустили пойманную шею. Леха и рукастый кубарем полетели на пол, а к Паше шагнул золотозубый недомерок.

Освобожденный от гнета черных пальцев, Павел устоял чудом, случайно, по недогляду природы сохранил относительное равновесие. Весьма и весьма относительное. А из положения дисбаланса умеют красиво атаковать разве что адепты стиля пьяницы. Балансирующий Павел сработал некрасиво, но, к величайшему сожалению, сверхэффективно. Он вцепился в кудрявую шевелюру недомерка мертвой хваткой и дернул его на себя, отшатнувшись при этом в сторону. Увы, рывок получился исключительно сильным. Увы и ах, золотозубый споткнулся, и в результате курчавая голова приложилась виском о кромку барной стойки.

Голова коротышки и кромка стойки, встретившись, породили звук столь громкий и страшный, что тут же повскакивали с насиженных мест все те посетители черного бара, что доселе лишь созерцали происходящее.

Кто знает, быть может, и сам коротышка прежде, чем дал дуба, услыхал, как смачно треснула височная кость его компактного черепа.

И на мгновение в баре воцарилась та тишина, говоря о которой принято упоминать полет мухи. Перестали копошиться на полу Леха и рукастый негр. Заледенел в нелепой позе пострадавший, похожий на Манделу, черный расист. Застыл в боевой стойке умелый рукопашник Валера. Даже неадекватный по причине легкой контузии Михалыч перестал стонать. И, понятно, окоченела вскочившая с мест прочая публика.

Ровно одно мгновение, один удар сердца Павла, ставшего нечаянным убийцей, царила абсолютно мертвая тишина. Ровно то мгновение, которое понадобилось мертвому телу с разбитой головой, чтобы упасть к ногам Паши, ткнуться кровоточащим виском в советские «летние ботинки», здесь, в Африке, выглядевшие как зимние.

Между прочим, эта мощная обувь помянута вовсе не всуе. Тяжелым ботинкам еще предстоит сыграть свою кардинальную роль в судьбе русского парня Паши Лыкова...