Зеленый лик   ::   Майринк Густав

Та часть магазина, где очутился иностранец, представляла собой разделенное шкафами и турецкими портьерами помещение с несколькими креслами, а также пуфами по углам и круглым столом в середине, за которым сидели два пожилых господина солидной комплекции, скорее всего голландские или гамбургские торговцы. При свете арабской лампы с электрической начинкой они прилипли к окулярам каких-то ящичков, судя по жужжанию – миниатюрных синематографических аппаратов.

Темный коридор, образуемый складскими стеллажами, упирался в маленькую контору с бельмастым оконцем, выходившим на боковую улицу. Перед бюро стоял прямо-таки ветхозаветный старый еврей в лапсердаке, с белой бородой, пейсами и в шелковой ермолке. Лицо его скрывала тень, но было видно, что он делает записи в гроссбухе.

– Скажите, барышня, что это за негр к вам пожаловал? – спросил иностранец у продавщицы, которая уже вернулась и предложила продолжить номер с гардинными кольцами.

– Ну как же! Это мистер Узибепю. Гвоздь программы зулусской труппы в цирке Kappe. Шикарный мужчина, – добавила она с сияющим лицом. – У себя на родине он, можно сказать, medicinae doctor.

– Да-да, целитель, понимаю.

– Целитель. А тут у нас он учится кое-чему получше, чтобы потом блеснуть перед соплеменниками, а там, глядишь, и на трон скакнуть. Ему дает уроки сам профессор пневматизма господин Циттер Арпад из Пресбурга.

Она слегка раздернула занавес и дала возможность иностранцу заглянуть в кабинет, стены коего были оклеены картами для игры в вист.

С двумя скрещенными кинжалами в горле и всадив уже обагренный топор в зияющую рану на голове, «балканец» мигом проглотил куриное яйцо и тут же извлек его из уха зулуса, который в немом изумлении стоял перед ним, облаченный в леопардовую шкуру.

Чужестранец был бы не прочь продлить наблюдение, но продавщица быстро сомкнула гардины, поймав осуждающий взгляд господина профессора, к тому же ее сорвал с места пронзительный звонок телефона.

«Какой причудливой пестротой заиграет мир, если не поленишься рассмотреть его поближе и оторвешься от так называемых серьезных вещей, которые доставляют нам только страдания и неприятности», – вслух подумал иностранец, снимая с полки, заставленной всевозможными безделушками, маленькую открытую шкатулку. Он рассеянно втянул ноздрями ее запах. Шкатулка была наполнена крошечными резными коровками и деревцами с листвой из ядовито-зеленой пакли.

Этот запах не спутать ни с каким другим, аромат смолы и краски на мгновение приворожил его. Рождество! Детские годы! Минуты томительного ожидания у замочной скважины; колченогий стул, обтянутый красным репсом с масляным пятном на самом видном месте. А милый шпиц Дурудельдутт, да, да, так его звали, ворчит под диваном и отгрызает ногу у игрушечного часового, а потом, зажмурив левый глаз, с обиженным видом выползает из укрытия – это пружина, выскочившая из механизма, щелкнула его по мордочке. Шуршит хвоя, а горящие красные свечи на елке уже обросли восковыми бородками.

«Ничто не может так быстро вернуть детство, как запах лака, которым пахнут нюрнбергские игрушки, – иностранец стряхнул с себя чары. – Ничем хорошим воспоминания не кончаются. Сначала жизнь кажется слаще меда, потом вдруг грозит строгим взглядом школьного тирана и, наконец, свирепой дьявольской гримасой… Нет, нет, довольно! – Он повернулся к вертушке с книжными полками. – Книги-то все с золотым обрезом». Покачав головой, он начал читать на тисненых корешках странные, никак не вязавшиеся с обстановкой слова: Ляйдингер Г., «История боннского академического хорового ферейна», Акен Фр., «Основы теории категорий времени и залога в древнегреческом языке», Нойнауге К. В., «Лечение геморроя в эпоху классической древности». – «Ну что ж, никакой политики, и то слава Богу». И он решил полистать труд под названием: «О рыбьем жире и его растущей популярности», т. III, автор – Аальке Потт.